Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке (СИ)

Очень большая обезьяна на Тянь-Шане?.. По словам Чо-ро, их было две. Бежали они на задних лапах, изредка пригибаясь и отталкиваясь от наста сжатыми в кулак кистями, как это делают шимпанзе, молча и так быстро, что Чоро не успел толком разглядеть — даже трофейный двенадцатикратный бинокль не помог. Скоро они исчезли в камнях. Чоро едва успел вернуться к встревоженному Асанкулу. К аилу подходили уже в сильную метель. К ночи сорвался буран и мел трое суток.

Крупицын лихорадочно записывал все, что переводил племянник Чоро, Досмамбет. Август молчал. Все это пахло сенсацией, но охотник ему не нравился. Когда тот замолчал и хлебнул остывшего чаю, Крупицын захлопнул блокнот, но пальцы его нетерпеливо шевелились.

Потом Чоро встал, попрощался и ушел с сыном.

Всю ночь, ворочаясь в спальном мешке с боку на бок, Крупицын возбужденно и тоскливо говорил:

— Тебе не понять, ты не антрополог. Боже мой, какая возможность! Неужели это и правда снежный человек? Есть гипотеза, что это неизвестным образом уцелевшие неандертальцы. Какая брешь в науке заделывается одним махом! Это почище открытия Лики^{28}. Да что там Лики!..

Он сбросил мешок и сел. Очки его блестели в скудном свете обледенелого окна, ему было жарко от возбуждения, и спать он не хотел. Августу, досыта набродившемуся с камерой по окрестностям, невозможно было уснуть под его восторги. Он вяло слушал, задремывая и просыпаясь. Но вдруг сон слетел и с него.

— Послушай! — он приподнялся на локте и повернулся к антропологу. — А спутать этот «Зверобой» не мог?

— С одной стороны, — в раздумье проговорил Крупицын, — здесь нет похожих животных. С другой, он слишком точно описал некоторые особенности поведения крупных гоминид, понимаешь?

— У-у-у, друг мой, — Август скептически поджал губы. — «Клуб кинопутешествий» да «В мире животных» нынче все смотрят!

Крупицын тогда рассердился за недоверие к его интуиции, затем принялся вербовать в кинооператоры экспедиции. Август пробурчал что-то о шкуре неубитого медведя и предложил приятелю быть гуманным — заткнуться и дать ему поспать хоть три часа…

Утром они пошли к заведующему скотофермой, договорились насчет сарлыков и вьючной упряжки, оформили все документы и только тогда отправились просить Чоро проводить их до места.

Хозяин усадил их на подушки под великолепным ширдаком^{29}, на котором висели два ружья, нож в инкрустированных ножнах и камча с ручкой из косульей ножки с копытцем. Только одна шкура была растянута на торцевой стене — медвежья, черно-коричневая, выделанная вместе с когтями и головой, скалившей желтые клыки.

Жена подала чай с молоком. Когда Крупицын изложил дело, Чоро выслушал молча и отказался наотрез. Никакие соблазны и уговоры не подействовали.

Отчаявшийся антрополог кинулся искать его напарника Асанкула, но у того кончился отпуск и он уехал во Фрунзе. Крупицын заметался — и тут вмешался Август.

Первым делом он оставил Крупицына дома, хотя тот, похоже, мог вот-вот умереть от неподвижности.

Затем Август разыскал парня, накануне переводившего разговор.

Прошлым вечером он заметил, как горели у того глаза, когда Август при нем заряжал и смазывал камеру, чтобы не отказала на морозе. Досмамбет охотно согласился. Август, умолчав про отказ Чоро, пообещал научить его снимать. Воспрянувший духом Крупицын за сутки раздобыл все, что можно, и в четверг утром они тронулись в путь. Маленький караван выбрался за пределы аила, Досмамбет уже повернул головного яка по направлению к горам, когда Август, ехавший позади, вдруг оглянулся.

На сопке, за которой лежал аил, стоял всадник. Август сразу узнал Чоро и его мохнатого, в зимней обындевевшей шерсти коня.

Охотник сидел неподвижно, чуть ссутулившись, и смотрел на них.

Словно морозный ветер донес недоброжелательность, тревогу и презрение Чоро. Ощущение было слишком сильным и отчетливым — Август знал за собой эту восприимчивость. Заметив, что оператор оглянулся, Чоро толкнул коня каблуками и медленно съехал вниз.

Дорога была не особенно трудной. Досмамбет пел, Крупицын улыбался. Погода была отменная — морозно, сухо, ясно. Августу удалось снять несколько интересных кусков и прекрасную панораму самого начала ущелья.

Смеркалось, когда они были у места, где Чоро с Асанкулом подстрелили первого козла. Досмамбет быстро отыскал участок для лагеря, распряг и привязал яков, пока остальные возились с устройством ночлега.

После ужина спальные мешки положили ногами к обложенному камнями костерку, где тлел кизяк: экономии ради питание термокостюмов на ночь отключалось.

Трое молча глядели в искрящееся, словно вышитое алмазной крошкой, небо. Жевали и вздыхали сарлыки.

Морозная свежесть смешивалась с тяжелым звериным запахом шерсти и навоза.

— Все же интересно, — пробормотал Крупицын, — почему Чоро не поехал?

Досмамбет встрепенулся в своем мешке:

— Йе, как не поехал?

— А вот так, — в голосе Николая зазвучали отголоски обиды. — Не поехал, и все.

— Ну, мало ли какие причины, — примирительно сказал Август.

Николай по незнанию мог наговорить такого, что осложнило бы ситуацию.

— Человек пожилой, может, тяжело ему.