Мои недуги, хоть они и серьезны — ничто в сравнении с увечьями, нанесенными бедняге Мэллори. Когда я добрался до него, он был в сознании, но так страдал, что предпочтительней было бы милосердное забытье. Его правая нога была сломана по меньшей мере в трех местах, кости проткнули кожу и торчали под неестественными углами. Сама нога, казалось, безвольно висела, словно была полностью вывернута из сустава. Его лицо было белым, как снег, и только на лбу темнела впадина — туда пришелся первый удар существа, вдавивший в мозг кости черепа.
— Оставьте меня, — прохрипел он сквозь боль.
Но я твердо знал одно: человека нельзя так просто бросать в беде, особенно друга, который нуждается в помощи. Я устроил его поудобней, насколько мог, и вернулся на вершину.
Погода начинала портиться, вокруг сгущался морозный туман, и мне нужно было действовать быстро, чтобы успеть найти дорогу назад, к Мэллори. Вещевые мешки, к счастью, были там же, где мы их оставили, и мне удалось вытащить из них два баллона с кислородом. Я понимал, что запас кислорода в них сильно сократился за время восхождения, но не позволял себе отчаиваться. Я хотел лишь как можно быстрее спустить Мэллори с горы.
Когда я уже собрался уходить, в глаза мне бросился дневник Мэллори, лежавший на земле. Я добавил его к своей ноше, подумав, что он доставит Мэллори некоторое утешение — если только он сможет когда-либо снова прочитать эти страницы.
Зверь не показывался и не издавал ни звука.
К своему удивлению, я застал Мэллори сидящим. На его лице было написано страдание, но он положил левую ногу на правую, защищая свои раны.
— Оставьте меня, — снова прошептал он.
— Ну уж нет, старина, — ответил я.
Общими усилиями мы кое-как связали его ноги вместе. Крики боли отдавались по всему склону, но сознания он не терял. Он даже предложил маршрут спуска, по которому мы должны были до наступления ночи вернуться в лагерь IV.
Я не считал, что он продержится так долго, но его неукротимая воля, казалось, превозмогала раны, что давно убили бы менее сильного человека. Он был не в силах нести мешок или баллон с кислородом, и при каждом вдохе жадно хватал ртом воздух.
Но когда он понял, что я не брошу его, он решительно настроился помочь мне со спуском. В связке мы медленно спустились по верхним склонам пирамиды, ни словом не упоминая о том, что лежало впереди — о крутом утесе, называемом «Второй ступенью».
К тому времени, как мы достигли края утеса, туман настолько сгустился, что не было видно ни вершины, ни подножия «ступени». Я хотел спускаться первым, но Мэллори ни за что не соглашался, и с его доводами трудно было спорить.
— Если вы сорветесь, я вас не удержу, — сказал он.
Он скользнул через край.
Я увидел самую поразительную демонстрацию искусства восхождения, какую только могу припомнить. Несмотря на адскую боль, терзавшую его тело, Мэллори спускался, используя одни пальцы и силу рук; он цеплялся за мельчайшие, незаметные для меня трещины в скале. Я крепко сжимал веревку, но ни разу мне не пришлось ее удерживать.
Я начинал уже думать, что нам удастся спуститься с горы живыми.
Мэллори был футах в двадцати от подножия, когда я услышал хруст снега под тяжелыми шагами в нескольких ярдах левее от себя.
Зверь вырос из тумана.
Я даже не успел отшатнуться. Существо схватило меня и подняло над головой, словно весил я не больше младенца. Я успел подумать, что оно собирается сбросить меня вниз, и мысленно, признаюсь, произнес не одну молитву, но оно лишь грубо отшвырнуло меня в сторону. Я упал головой вперед; в рот мне набился замерзший снег.
Обернувшись, я сразу понял, почему зверь
Но сколько это продлится?
Зверь наклонился, схватил веревку и начал ее вытягивать. Я услышал отдаленный крик Мэллори.
Я сделал единственное, что мне оставалось. Я взмахнул ледорубом и набросился на животное сзади.
Сожалею, что был вынужден бросить рассказ на полуслове. Боль становится невыносимой. Обе ноги почернели и продолжают гнить. От жуткого запаха кружится голова, однако крошечная
Мне осталось, я думаю, недолго.
К счастью, не так много осталось и рассказать.
Я ударил зверя ледорубом, угодив в нижнюю часть шеи. Клюв ледоруба глубоко ушел в мясо и зверь взвыл от боли. Он сжал веревку обеими руками и одним рывком разорвал связку, которая могла выдержать вес пяти человек.
Не помню, закричал ли перед гибелью Мэллори, так как зверь сразу же обратил внимание на меня. Я понимал, что стоит мне оставить выгодную позицию за его спиной, и я пропал. Я отчаянно вцепился в гриву животного и продолжал наносить удары ледорубом, пока вся моя рука и мех на его плечах не покрылись липкой струящейся кровью.