Снежные псы

Ариэлль побагровела и как-то неприятно изменилась в своем приятном лице. И кортик достала, положила на стол. Меня она даже испугала. Подумаешь, бросили ее, но что можно ожидать от человека с именем бога ветра? Непостоянство ему присуще. Однако при случае непременно отмщу неразумному Сироткину. Так просто, в целях общей профилактики.

— Чем же он легендарен? — повторила Ариэлль.

— Ну… — Тытырин развел руками. — Он как Петька и Василий Иванович, только здешнего разлива. Герой фольклора. Вы вот анекдотец новый не слыхали? Внимайте! Как-то раз у Сироткина очень сильно заболел живот. То ли бычий цепень в нем проснулся, то ли шкварками он объелся, точно не знаю. И так сильно заболел! А под рукой ничего не случилось, кроме Великого Манускрипта…

— Не стоит продолжать, — остановил я летописца, — а то опасаюсь, что аппетит у меня в ближайшие несколько дней так и не возникнет.

Я украдкой глянул на Ариэлль. Та уже побледнела. Хм, то краснеет, то бледнеет… Бедная. Жаль ее.

— А чего? Там дальше самое интересное. Манускрипт был в круглой форме, в форме таблетки, и он эту самую таблетку взял и…

Ариэлль схватила кортик и мощно загнала его в стол. Лезвие пробило доску и ушло в дерево по крестовину. Вазочка подпрыгнула, цветы рассыпались, Тытырин вздрогнул.

— Достаточно, — зевнул я. — Про таблетку в другой раз.

Лучше и в самом деле в другой. Я ведь вспомнил историю, рассказанную Перцем. Как они вместе с Энлилем пребывали в плену у Ариэлль и ее подружек, и Сироткин сделал вид, будто встал на путь исправления, а на деле задумал мерзопакостнейшую штуку. И успешно ее осуществил, в результате чего священная книга Эльфийской Ортодоксальной Лиги была, мягко говоря, осквернена. Как выразился тогда Перец, Энлиль использовал книгу по назначению.

Так что к Энлилю у эльфийской начальницы претензии имелись скорее идеологического, а не частного свойства.

Я успокоился. Энлиль Сироткин не был опасен.

— Так ты говоришь, видел его здесь? — Ариэлль поглядела на Тытырина с прищуром.

— Да не видел я его! Им здесь вообще не пахло, что ему делать здесь?

— Возглявлять министерство пропаганды. — Ариэлль выдернула кортик из столешницы.

— Так вы перепутали! — Тытырин от счастья даже в ладоши хлопнул. — Перепутали! Пропагандой тут Снегирь занимался! Его я видел! Отвратительный человек, он еще «Шагреневый трактор» написал…

— Какой трактор? — не поняла Ариэлль.

— Шагреневый. Который сокращается каждый раз, как его вспоминают. То есть трактор, стремящийся к отрицательной бесконечности. Как Пизанская башня. Та все время падает, а трактор все время исчезает.

Ого, подумал я. Как хорошо, однако, осведомлен Тытырин, разбирается в творчестве своего товарища. Однако надо бы тот «Трактор» почитать, может, на самом деле стоящая вещица…

— Так он убежал! — воскликнул Тытырин.

— Трактор? — Ариэлль поглаживала пальцем рукоять кортика.

— Зачем трактор? Снегирь.

— При чем тут какой-то Снегирь? Я про Сироткина спрашиваю.

— Не, Сироткина здесь не было. Снегирь бы никакого Сироткина не потерпел, я-то уж его знаю… Кстати, про Сироткина. Еще анекдот про него есть, про лошадь…

— Значит, Сироткина тут нет… — Ариэлль вытянула кортик и принялась расковыривать проделанную в доске дырку. — Обманула меня, рыжая!

— Кто обманула? — насторожился Тытырин.

— Тытырин, — сказал я, — иди принеси мне чего-нибудь… Паштета.

И указал в пространство.

— Не, я к тому просто, что для истории, может быть, пригодилась бы фамилия той обманщицы… — завертел ее Тытырин.

— Принеси пожрать! — рявкнул я. — И сани переверни.

— Что?

— Сани переверни, дубина!

Тытырин надулся и отправился в указанном мной направлении.

— Что ты сказала? — повернулся я к Ариэлль и тоже достал нож.

Мой супербулат был не в пример лучше ее кортика. Я легко вырезал в столе дырку, воткнул в нее вазу и собрал цветы.

— Ты что-то сказала про рыжую?

— Ну да, — кивнула Ариэлль. — Лариска. Она мне и сказала, что Сироткин здесь. А я поверила… Вот такие дела.

Я здорово постарался, чтобы не удивиться. Хотя, с другой стороны, чему было удивляться? Я знал, что рано или поздно Лара сюда пожалует. И зубы у Перца болели. Но все равно…

— А ты ее знаешь? — Ариэлль принялась почему-то глядеть в сторону.

— Да так, встречались пару раз… давно…

Один из пленников рванул в сторону, эльфийские девчонки догнали его и немножко поколотили.

— И что? Дрова ей помогал наколоть?

— Какие дрова? — не понял я. — Просто там надо было…

Из-за кучи барахла выдвинулся Тытырин с подносом и быстренько подбежал к нам. Я обнаружил на подносе жареную курицу, а вокруг нее запеченную картошку. И зеленый лук. И две серебряные тарелки. Все, надо полагать, трофейное.

Расторопно.

Тытырин поставил поднос и удалился к пленным. Я про себя усмехнулся — за спиной у Тытырина обнаружился целый арсенал — бластер на одном плече, самострел — на другом, тут же большой желтый мегафон, на поясе булава и финка без ножен.

Победитель. Ну да бес с ним, гораздо интереснее курица.

— Какой, однако, сервис, — сказал я. — Жизнь налаживается, Ариэлль, не правда ли?

Дрова… Дрова — это дрова.