— Я думал здесь сноха Потаповой, а нет, не она. Та — крупная и темноволосая. Дом столько времени не топленый стоял, не представляю как в нем можно жить. Да еще и ребенком. — ворчит участковый наблюдая как Матвей торопливо скребет по коже ботинок гнущимися прутьями.
Матвей ворчание Кузнецова проигнорировал, он ловил звуки долетающие из домика.
— Мам! А где полицейский и другой дяденька? Ушли? Вместе с котиком? — доносится через дверь обитую дермантином, детский голосок.
— Майечка, иди в комнату, здесь сильно дует. Никто не ушел, сейчас снег с обуви стряхнут и вернутся.
Мама. Значит всё-таки девочка не младшая Олина сестренка. А такае предположение у Матвея мелькало. Не то, чтоб для него это важно, кем Оле ребенок приходится, просто пьяный урод бормотал о незамужней девке. Мразь! Мало я его мордой в сугроб ткнул. Зарыть нужно было в этом сугробе! За то, что посмел рот поганый открыть. За то, что испугал ребенка и Олю.
Олю. Скорей удалить с обуви этот чертов снег и вернуться к Оле.
Она дождалась их возвращения в прихожей. Все также в кофту вязаную кутается.
— Оль, дочке сказала, что дует сильно, а сама мерзнешь. — мягко укорил, сбросив пуховик, пристроил его на при битый к стене свободный крючок.
— Ничего, я закаленная. — неуверенно улыбнулась Оля.
И закашлялась хрипло, прикрыв ладонью рот.
Чёрт возьми, да она похоже простужена! Обеспокоено подумал Матвей, еще раз отметил: да, Оля совсем не изменилась, будто и не было промежутка в шесть лет: все та же точеная фигура, светлые, слегка вьющиеся волосы, чуть ниже плеч, серые глаза в обрамлении длинных ресниц, губы.... воспаленные, как при температуре бывает. Точно простужена.
Захотелось обнять ее, прижать к себе, согреть. Стереть из ее памяти инцидент с местным забулдыгой.
Если бы не было рядом Кузнецова, Матвей бы так и поступил: обнял бы и успокоил. Как он мог допустить это чертов промежуток длинною почти в шесть лет? Нужно было рыть землю носом, но разыскать ее! Доказать, что рядом с ним, ей никогда не будет больно и страшно!
Снаружи, под дверью, громко мяукнули. Кузнецов приоткрыл дверь.
Зашмыгнул Кеша, задрав хвост, по-хозяйски просвистел вглубь дома.
— Котик! Какой ты красивый! Можно тебя погладить? Разрешишь? Давай знакомиться, меня Майя зовут! — раздался возбуждённый детский голос.
— Где можно присесть бумагу составить? — напоминает о себе участковый.
Из — за деревянной перегородки, отделяющей прихожую от жилого помещения, выглядывает Олина дочка, и кошачья Кешина морда.
— Проходите в комнату, тут есть большой стол. Плохой дядька не придет больше? Вы его совсем прогнали? Если да, то вы молодцы, зря бабуля говорит, что настоящие мужчины перевелись вместе с мамонтами и даже цветы дарят, только на День рождения и день Клары Цеткин и Розы Люксенбург. Это такой специальный праздник — восьмого марта. Я бабуле скажу, что она не права, когда в другой раз по скайпу с ней буду разговаривать. Моя бабуля сейчас в дальней командировке, с экологией где-то разбирается, не помню где. Главное, чтобы не потерялась в своей командировке, как мой папа. Он правда не в командировке потерялся, а на учебе. Улетел учиться в Британию, когда я не родилась, и все. Пропал. Может еще учится, а может деньги закончились и нечем заплатить за обратную дорогу? Идет пешком, как Ломоносов. Мама рассказывала, а я забыла, сколько лет Ломоносов шел. Кто-то, но не он, вообще сорок лет шел через пустыню. С ним еще много людей вместе шло. Сорок лет, это очень долго.
У нас с мамой потратились деньги на мою комнату, и нечем было платить за поездку к Деду Морозу, но мы не пошли пешком, сюда приехали. — без остановки тараторит малышка.
Участковый Кузнецов хмыкает. Опешивший Матвей, вглядывается в лицо ребенка. Как? Как он сразу не понял, на кого Олина дочка похожа? Жил шесть лет и понятия не имел, что у него есть дочь...
***
На судьбу свою Оля не роптала: ну сложилось так, что она одинокая мама, что ж, у всех по-разному жизнь складывается. Руки ноги на месте, голова на плечах, дочь — от любимого человека, собственная квартира, пусть в Опалихе, а не в центре Москвы, зато — двухкомнатная, значит, роптать нет причин.
Она же знала, что Матвей должен будет уехать. Надолго уехать. А потом, он честно предупредил, что на серьезные отношения Оле не стоит рассчитывать. Она не рассчитывала. Она просто любила. Просыпалась с мыслью о нем, с мыслью о нем засыпала. Дышала им. Им жила. Купалась в своем безусловном счастье. Всего один месяц. Целый месяц. Волшебный жаркий август.
В тот, последний вечер перед отлетом Матвея в Британию, Оля сама пригласила его в гости. Прекрасно зная, что чаепитием не закончится. Она и не желала, чтоб им заканчивалось. Сама. Никто не тащил на аркане.