Снежный ангел

Трудно в это поверить, но я могла бы назвать десятки причин, чтобы остаться. Дочке нужен отец, какой-никакой. Опять же, куда я пойду? Что буду делать? Весь мой мир – это крошечный Эвертон. Уйду, и весь город узнает, что вся моя жизнь – сплошная фальшь. Да и жить с Сайрусом не так уж плохо. Он же не каждый день распускает руки. Скорее, язык. Ну бывает груб чаще, чем хотелось бы. Ерунда. Можно пережить.

Мысленно перебирая список доводов, я добралась до последнего, хранящегося на самом дне души, куда я много лет не заглядывала, и, к собственному удивлению, обнаружила, что в этом забытом уголке еще живет крупица любви к мужу. Да, я боялась его, но, если память не изменяет, было время, когда он смотрел на меня с такой страстью, что устоять невозможно. И мне по-прежнему хотелось, чтобы кто-то любил меня так, как любил Сайрус – давным-давно. Ведь было это? Я не придумала? Мы любили друг друга. Когда-то.

Может, если остаться, он вспомнит?

* * *

Я влюбилась в Сайруса на школьном выпускном вечере.

За неделю до того меня так взвинтила ссора с папой, что в тот вечер если не любовь, так что-нибудь другое обязательно обрушилось бы на меня. Иногда единственное, что помогает, когда душа ноет, – это отпустить поводья и очертя голову ринуться вперед.

Папа дал мне денег на выпускное платье. Я купила наряд, в котором казалась себе принцессой.

– В этом ты не пойдешь, – заявил папа, когда я вышла из своей комнаты в розовом обтягивающем платье, открывающем плечи.

– Почему? – улыбнулась я. Думала, он меня дразнит. Думала, сейчас скажет, мол, слишком я хороша. Еще украду сердце у какого-нибудь бедняги. Я же видела, как платье оттеняет мою кожу, как подчеркивает цвет волос – они словно огонь пылают.

– Потому что это совершенно не то.

– Тебе не нравится? – Улыбка померкла. Не такого ответа я ждала.

– Оно… – Папа искал подходящие слова, и ему было совсем не весело.

Я смущенно провела ладонями по туго обтянутым бокам:

– Узковато, да?

– Не то слово! Чересчур узко, чересчур голо… – Папа замахал руками, дескать, глаза б его на меня не смотрели. – Нет, ты в нем не пойдешь.

– Что?..

– В этом платье ты никуда не пойдешь. Я запрещаю.

Как я обиделась! Но не успела обида накрыть меня с головой, как нахлынула новая, неожиданная волна ярости. Это была гремучая смесь.

– Ты меня извини, – процедила я, глотая слезы, – но платье очень красивое.

– Платье отличное…

– Значит, я виной…

– Нет! – с жаром возразил папа. – Ты и платье. Ты в платье. – Он зажмурился, потряс головой, а когда снова взглянул на меня, глаза были полны решимости. – Ты его не наденешь. Точка.

– В чем же мне идти? – задохнулась я.

– Найди другое платье.

– Поздно искать другое! Вечер через неделю. Мне еще повезло, что это нашла.

Папа отвернулся. Разговор был окончен. Я стояла посреди комнаты в платье, которое всего пять минут назад считала самым роскошным из всех, что мне когда-либо посчастливилось надевать. Когда я примеряла его в магазине, меня даже не заботило, что на вечер я пойду одна. Подумаешь! Зато у меня платье – любая кинозвезда позавидует!

– Может, мне вообще остаться дома? – крикнула я. – Ты этого хочешь? Хочешь мне все испортить?

Папа замер, но не отозвался. Я зашла с другой стороны:

– Или тебе противно, что я по-настоящему хорошо выгляжу? Тебе же всегда хотелось, чтоб я была мальчишкой, верно? «Так тяжко воспитывать дочь одному, без матери…» Ты вечно твердишь это своим приятелям. Наверное, был бы рад отправить меня на вечер в смокинге!

Папа печально покачал головой, но снова ничего не ответил, молча вышел из комнаты. Я топталась по ковру, цепляясь высокими каблуками за грубый ворс. Во мне все кипело. Хотелось все расколотить. Я сама себе удивлялась. Ведь я всегда была такой послушной. Разве что любила время от времени прятаться. И вдруг все мое послушание лопнуло. Обида и злость переполняли меня.

Он запрещает мне надеть платье? Ну так он у меня получит!

На вечер я отправилась в мужском костюме. В одном из лучших костюмов Макса, шерстяном, светло-сером, почти серебристом. В тоненькую-тоненькую полоску. Елена помогла ушить пиджак, и тот ловко обхватил мою талию, подчеркивая фигуру. К костюму мы подобрали лиловую приталенную рубашку, черные туфли на каблуках и жемчуг Елениной матери. Я всегда была не слишком уверена в себе, но прошлась перед зеркалом и сама должна была признать – эффект потрясающий!

Даже Макс так думал. Не очень-то ему хотелось давать мне костюм, но он понял, что единственная моя цель – самоутверждение, и скрепя сердце согласился. Когда я наконец была одета и причесана, Макс рассмеялся и порывисто обнял меня:

– Кто сказал, что скромность умерла?[3] Ты прекрасно выглядишь – элегантно и достойно. Будто идешь покорять мир.

Я и была готова покорить весь мир. Костюм, конечно, не розовое платье, по которому я все еще горевала, но я поверила, пусть и ненадолго: меня ждет нечто новое, захватывающее. Барьеры моего собственного представления о себе рухнули, а за ними обнаружилась сильная и спокойная женщина. Способная на все.