Снежный человек (с илл.)

В выходные или какие-нибудь особенно торжественные дни Марфа проникает рано утром в комнату к спящему педагогу, потихоньку берет костюм и, обильно прыская его водой, пускает под утюг.

Во время этой процедуры от костюма идет пар, а иногда и дым. Пахнет паленой шерстью.

Уловив этот неприятный запах, Иван Фомич просыпается и каждый раз впадает в панику:

— Спалит!.. Сожжет!!!

На цыпочках крадется он к столу и, выдернув из рук Марфы брюки, ворчит:

— Безобразие!.. Прекратить!.. Что ты из меня франта строишь?!

Но в этот раз Иван Фомич все стерпел. Он ехал не куда-нибудь, а на заставу, к шефам…

Он очень обрадовался, когда лес поредел и между тонкими, обнаженными стволами сосен показались приземистые строения заставы, окруженные невысоким дощатым забором.

Лошадка сама прибавила ходу и резво пробежала мостки на въезд в заставу.

— Тише! Тише! — поднял руку часовой у входа. Осторожно ступая по усыпанной гравием площадке, он неслышно приблизился к Ивану Фомичу, проверил пропуск и позвал дежурного по заставе.

Дежурный вышел на крыльцо и вполголоса приказал впустить учителя.

Лошадь Ивана Фомича поставили в конюшню и задали ей корму. Пол в конюшне был устлан соломой. Цоканья лошадиных копыт почти не было слышно. Только мерный хруст сена и позвякиванье уздечки нерасседланного коня доносились из открытых дверей.

Рядом с конюшней находились вольер и будка, которых раньше Иван Фомич здесь не видел.

Учитель подошел к вольеру.

Глухое и грозное рычанье заставило его попятиться назад.

В вольере сидела великолепная немецкая овчарка. Учитель залюбовался породистым зверем.

Сухая голова. Тонкие, но остро стоячие уши. Сухие губы. Вздрагивая, они обнаруживали оскал страшных клыков. Широкая, хорошо развитая грудь. Прямая спина и сильные, крепкие лапы. Живот подобранный, втянутый, как у волка, с подпалинами. Желтовато-серая шерсть с боков к спине постепенно переходила в серо-черную, а спина и голова были совсем черные.

Темные миндалевидные глаза, оттененные серовато-желтой шерстью на черной морде, мрачно горели.

Собака производила впечатление необычайно сильного, умного и свирепого животного.

— Это наш знаменитый Дик, — сказал Ивану Фомичу дневальный Пузыренько. Стараясь не греметь ведрами, он прошел мимо учителя к колодцу.

Всегда веселый, украинец Пузыренько сегодня не шутил и не смеялся, как обычно.

По этой особенной тишине, по серьезным, озабоченным лицам бойцов и их поведению Иван Фомич почувствовал неладное… Он хотел потолковать об этом с дневальным, но на крыльце показался начальник заставы товарищ Андреев.

Небольшого роста, плотный, затянутый ремнями простого военного костюма, он всегда удивлял Ивана Фомича. Узенькая полоска его воротничка во всякую погоду и при любых обстоятельствах сверкала белизной. Каждое утро он появлялся перед бойцами аккуратно одетым, со свежим от умывания и бритья лицом.

Небольшие серые глаза начальника обладали способностью сразу же обнаруживать неполадки, но почти никогда он не делал замечаний бойцам в строю.

Пограничники любили Андреева, так как он был не только строгим начальником, но и старшим товарищем, чутким и добрым.

Товарищ Андреев сердечно поздоровался с Иваном Фомичом.

— Что, собаку глядел?

— Да…

— Замечательная собака! — сказал начальник, взглянув на Дика.

Почти в то же мгновенье он перевел глаза на окно со спущенными шторами. В его взгляде Иван Фомич уловил тревогу и беспокойство.

— Что случилось? — тихо спросил Иван Фомич.

— Важные дела… — так же тихо ответил ему товарищ Андреев. — Тяжело ранен наш проводник Онни Лумимиези.

Глава II. ЛУМИМИЕЗИ

«Лумимиези» по-карельски означает «снежный человек». Так прозвали красноармейцы мальчугана, найденного ими зимой в лесу.

Это случилось в последний год гражданской войны на севере, в Карелии.

Трудно приходилось нашим бойцам в этих краях. Зима 1921 года выдалась суровой. Дремучие карельские леса стояли отягощенные снегом и молчанием.

В темно-зеленых ветвях старых елей не слышно было веселой возни и драк хлопотливых клестов.

Серые комочки замерзших птичьих тел кое-где виднелись на снегу. Ветер шевелил их пушистые перышки.

Нигде не было видно свежих звериных следов. Лесные обитатели попрятались глубоко в свои норы. И только люди нарушали сумрачное безмолвие заснеженного леса.

Части Красной Армии двигались на северо-запад, преследуя остатки разбитых ими белофинских банд, гнали беляков к границе, туда, откуда они явились непрошеными.

Красноармейцы шли через леса без дорог и лыж. Тащили на себе снаряжение и пулеметы. Продирались сквозь чащу, карабкались на скалы, проваливались по пояс в глубокий снег. Местами под снегом таились незамерзающие болота. Шли по колено в воде.

Валенки, разбухшие в воде, на морозе покрывались ледяной коркой, делались тяжелыми. Мокрые шинели в одно мгновение промерзали насквозь и торчали коробом.

Сырость и холод пронизывали до костей.

Под утро, после ночного марша, командир разрешил утомленным бойцам короткий привал.

Все обрадовались возможности отдохнуть и согреться.

Выставили дозоры. Утрамбовали снег и натащили хворосту.