Снежный ком

— Я их видела у себя, — сразу побледнев, сказала тетя Клара. — До того, как у меня их утащили через открытое окно!.. Вчера они исчезли самым чудесным образом!.. Я тебя прошу, покажи, пожалуйста, где они?..

Оставаясь за дверью в коридоре, я видел, как мама принесла из шкафа зеленые сапоги, те самые, что бабушка купила для нее у Генки, и тетя Клара тут же отвернула подкладку голенища.

— Надеюсь, ты тоже знаешь мою метку? — сказала она. — Пожалуйста, — «К. Б…»

Забывшись, я выглянул и вдруг увидел у папы на лице едва заметную улыбку. Он тут же погасил ее и отвернулся к окну. Но мама опытным взглядом учительницы все заметила.

— Петр, что это значит? — спросила она.

— Что еще? — непримиримо-обиженным тоном спросил папа.

— Почему у Клары мои сапоги, а у меня — ее?

— Откуда я могу знать? — с возмущением ответил папа. — Поменяйтесь, и у каждой будут свои…

— А деньги? — спросила мама.

— А деньги? — как эхо повторила за нею тетя Клара. — Выходит, мы обе платили за свои собственные сапоги?

— Выходит, так, — жестко сказала мама, пристально глядя на папу. — Хотела бы я знать, чья умная голова это придумала?

— Я не понимаю, о чем речь, — делая вид, что впервые слышит о сапогах, сказал папа. — По-моему, за удовольствие — я имею в виду сам товарообмен — тоже надо платить?

Мама некоторое время смотрела на папу, прищурив один глаз, затем сказала, видимо желая уколоть его побольнее:

— Ты не только не очень хороший муж, но еще и очень плохой актер!.. И я тебе это никогда не прощу!..

Тетя Клара и мама смотрели друг на друга, и обе беззвучно плакали злыми скупыми слезами: жалко было деньги, — попробуй, выцарапай их теперь у Генки обратно!

Мне настолько стало жалко маму, что я забыл об осторожности и сказал ей из своего закутка:

— Не плачь, ма… Ну что ты расстраиваешься? Пойдем и еще у Генки сапоги купим…

Лучше бы я ничего не говорил.

— Как? Ты еще здесь? — в страшном гневе обрушилась на меня мама. — Немедленно убирайся на улицу вместе со своим попугаем!

Я подхватил клетку и выскочил за дверь.

Поиски истины

Пружина у двери в нашем подъезде такая тугая, что я сначала зацепился за косяк двери клеткой, а потом и сам больно стукнулся о дверь локтем. Пришлось выходить на улицу задом наперед. Я-то хорошо знал: если выходить нормально, дверь так поддаст сзади, что вылетишь, как из рогатки, на проезжую часть улицы.

Кое-как справившись с дверью, я осмотрелся, соображая, куда же мне деваться с моим несчастным Жако? Бедный попугай был теперь обречен на бездомную жизнь из-за чьего-то возмутительного хулиганства.

Не успел я так подумать, как всей кожей почувствовал: кто-то стоит рядом и пристально на меня смотрит.

Я быстро обернулся и едва не налетел, на кого бы вы думали? Я и сам не сразу поверил своим глазам: я едва не налетел на негодяя Генку. Меня словно кипятком обдало: задать бы ему сейчас. Только бы он никуда не убежал! Но Генка и не думал убегать. Он внимательно смотрел на меня и нахально улыбался. Да и стоял так близко, что я мог бы пересчитать все его редкие зубы.

«Нет у меня старшего брата», — пожалел я. Все-таки Генка был сильнее меня. К тому же на его безмятежном приветливом лице я не увидел никаких раздумий.

— Как жизнь, Вячеслав? — нахально спросил он и еще шире улыбнулся.

— Нормально.

— Смотря что называть нормой…

Я промолчал.

— Живешь на втором?..

Генка задрал голову и стал рассматривать наш балкон. Из открытой фрамуги доносились громкие голоса.

— Тебе какое дело?

— Значит, есть дело.

— А я живу не на втором… На девятом…

— Врешь, на втором… — Генка негромко рассмеялся. — Орут-то на втором. Ты с клеткой уже на улице. Значит, твой этаж.

Нет, вы только послушайте его! Все знает! И где я живу и почему на втором этаже «орут»… Меня ужасно поразило, что этот мерзавец Генка — продавец «попугая-матерщинника», как сказала бабушка, не только знает, где я живу, но и точно выбрал момент, когда меня вместе с моим Жако выставили на улицу.

— Рубль хочешь? — со сторожкой ленцой в голосе спросил Генка.

— С какой это радости?

Я прикинулся несмышленышем, хотя отлично понял, о чем идет речь.

— А то ведь так оставишь… Другие и за полтинник отдавали…

Я хотел было ответить этому нахалу так, как он этого заслуживал, но сейчас мне было совсем не ко времени с ним рассусоливать: вот-вот выйдет из дома моя разгневанная мама и скажет: «Оставь на тротуаре своего попугая, едешь со мной!» И все! Никуда не денешься! Поедешь!..

Не ответив Генке, я рысью устремился под деревья, что росли у нас со стороны торцовой части дома, и только там перевел дух.

Под деревьями — площадка, на которой автомобилисты-частники ставили свои машины. По утрам они дружно прогревали моторы, разводя трескотню и бензинную вонь на всю округу. Вот в кого надо бы дяде Коле кидаться цветочными горшками, а вовсе не в наше «собачье царство». И сейчас на этой площадке какой-то любитель прогревал свой «Москвич».