Снежный король

Поднялась я рано утром. Смотрю — на столе в горшках уже закваска снова стоит, в уголке над печкой паук опять паутину растянул, с десяток нетопырей и бабочек на потолке висит, цветные тряпки, коими я полы мыла, сушатся на окне. Яга меня кашей накормила, платье крестьянское гранпританское дала.

— А то твой сарафан больно приметный, — объяснила.

Провела меня мимо гусей к лесу. Гуси-лебеди молчат, от меня презрительно отворачиваются, а я и рада. И так кругом голоса и щебет: пташки перекликаются, зайцы о найденных корешках кричат, ежики пыхтят натужно, но и их слова разбираю. Сто раз я уже пожалела, что гуся этого тронула. Этак и с ума сойти можно, всех вокруг слушая.

Встала Яга, руки трубой у губ сложила, и как завоет по-волчьи! Я чуть котомку свою не уронила.

Раздался ответный вой, а затем вышел через некоторое время на поляну громадный серый волчище. Почти седой, а на боку шрамы страшные даже под мехом видны.

— Никак добычу мне привела, Яга? — рычит.

Я за спину ведьме спряталась и оттуда выглядываю, а волк на меня смотрит и облизывается. Ему-то то, что я говорящая, не помешает!

— Не бойся, Марья, — говорит мне Яга, — не тронет он тебя. Я его когда-то давно волчонком вылечила, троллем порванного. Донесет он тебя до костяного замка Мерлина, пройдет чащу непроходимую, волчьими тропами проведет там, где не ступала нога человека. Ну, давай, с Богом. И если что в замке вымыть захочешь, ни в чем себе не отказывай!

Вцепилась я волку в шкуру, и понес он меня чащами и буераками. Долго бежал, долго, уж и солнце припекать начало. Растрясло меня на спине его, укачало, носом стала я клевать. И тут волк как зарычит!

— Почти пр-р-рибежали, — говорит. — Пр-р-росыпайся, слезай! А то давно я мяса молодого не ел, еле дер-р-ржусь!

И зубами на меня щелк!

Я, еще не проснувшись, с него соскочила и спиной вперед поползла, котомкой прикрываясь. А он рыкнул насмешливо, развернулся и марш в кусты!

Оглянулась я, поднялась. Гляжу, кончился лес, и лежит передо мной озеро средь лугов и холмов цветочных, ровно как я сверху, со спины коня подземного видела. А на том берегу замок костяной стоит во всей красе: башня овальная белая, точно как из ребер огромных сложенная, к вершине сужается, и на самом верху площадка башенная с оградою. Стяг там колдуна трепещет — ворон черный, и над замком стая ворон кружит, на окна узкие садится, которые в стенах проделаны.

Донжоном такая башня называется, так Яга говорила. Стена вокруг замка высокая, тоже словно из костей сложенная, а в стене ворота, как пасть дракона поверженного, зубьями грозят, и мост от них через ров, словно язык черный. Ров вдоль стены прокопан, с озером соединен.

От моста дорога идет по лугам и холмам, и нет никого на дороге. Только далеко, там, куда она уходит, деревенька видна, да в поле косари работают.

Вздохнула я, котомку подобрала и пошла вокруг озера к замку. Из-под ног зайцы выпрыгивают, ругаются, пташки порхают.

— На гнездо не наступи, на птенцов наших малых! — кричат.

Лягушки в озере квакают, увидели меня, друг другу передают новость:

— Девка какая-то к колдуну на потеху пришла!

Вдруг дрогнул замок, грохот страшный раздался!

Взвился над башней огненный шар, повисел-повисел, жаром все опаляя, и потух. Лягухи замолчали, под воду посыпались, птицы над лесом в разные стороны метнулись, да и я присела, руками прикрываясь. А сама голову задрала, верчу ею — что за диво такое, как второе солнышко полыхнуло?

Показалось мне, что услышала я ругательства — такие, которые и повторять-то стыдно, — а затем разглядела и человека наверху, на башне, рыжего, с посохом, который зеленой звездой сиял. Колдун и ругался. Досадливо махнул рукой, развернулся и меня увидел сверху. Но не задержался, ушел обратно в башню.

Я голову в плечи втянула и почти вприпрыжку к воротам побежала. А вдруг он в дурном настроении огненными шарами не только в небеса кидается?

У ворот стражники с копьями стояли. Одежда военная кожаная, волосы черные, носы кривые — ну чисто вороны!

— Ты по какому делу, девица? — прокаркал тот, что слева.

— Пришла к колдуну на службу наниматься, — ответила тоненько, глаза опуская.

— Не велел хозяин девок пускать, — ворон говорит, — так что иди прочь!

Я растерялась, стою, котомку мну.

— Так раньше же не против был? — спрашиваю неуверенно.

— То раньше, — второй ворон говорит, — а как прискакал на своем жеребце, Облаке, две седьмицы назад, так всех девок мигом золотом одарил, выгнал и велел не пускать больше. Ходит с тех пор мрачный, ругается…

— А много-то девок до этого тут гостило? — спрашиваю нехорошо.

Тут первый ворон сощурился.

— А чего это ты тут выпытываешь, девка? Не лазутчица ли ты от сэра Вольдемара? А ты, — на товарища набросился, — чего раскаркался? Ну чисто ворона!

— Да какая я лазутчица, — говорю жалобно, — сирота я при живом отце, помощи у колдуна за службу хочу просить. Пустите, дяденьки, а? Я никому не скажу!

— Иди отсюда, — ответили они хором и копьями мне дорогу перегородили.