Попрощавшись с бывшими теперь коллегами, я поехала к маме, с желанием рассказать ей новости и узнать у врача о самочувствии роднульки. Мама теперь жила в хосписе, здесь же, в городе. Она и лечилась, и работала заодно, помогая нянечкам с особо тяжелыми больными. Часами сидела у кровати таких больных, следила за капельницами или читала книги. В таких больницах пациенты особенно одиноки, их пугает будущее, которое может оборваться в любую минуту.
— Как ты, мамуль? — интересуюсь, заглядывая в бледное лицо мамы. Мы вышли в сад, прохаживаемся по дорожке, среди кустов акации.
— Нормально. Чего приехала? — равнодушно роняет женщина, поправляя платок на голове.
Я молчу, не нужны ей мои новости, и не интересна моя жизнь. Глупая, я каждый раз надеюсь, что мама изменилась. Мы и гуляем дальше молча, минут пять, своими новостями она делиться тоже не собирается. Присели на скамейку, я вижу, что ей тяжело ходить.
— Вот и первый день лета…
— Угу.
— Мам, дедушка звонил? — пытаюсь хоть как-то вывести на разговор, но не очень получается.
— Да.
— Что говорил?
— Тебе чего надо от меня? — вдруг рычит мама, а у меня сердце екает.
— Да ничего… просто. Ладно, поеду, уже поздно. Тебя проводить?
— Дорогу знаю.
Прощаясь, хочу поцеловать в холодную щеку, но мама отшатывается. Я почти сбегаю от ее ненависти. Так тяжело на душе, что просто скулит что-то внутри. Даю себе обещание больше не приходить. В который уже раз. Буду платить за лечение, и узнавать новости от дедушки, с ним она куда разговорчивей.
Новая работа поглотила меня. Мир для меня будто расцвел, музыка и веселые лица вокруг, столько дел, что больше некогда думать ни о чем. Через две недели я набрала себе клиентов, уходила рано утром и возвращалась домой поздно вечером. Марго ворчала, что я совсем ее забросила, ведь работала без выходных, сама так составила себе график. Так меньше соблазна навестить маму, времени же нет свободного.
— Пупок не порви, Симонова, — подначивает меня белобрысый Вадик, — отдыхать тоже нужно.
— Мне не нужно, — отвечаю, разглядывая себя в зеркало. — О себе переживай.
Я показываю парню язык, и тот фыркает.
— Жаль ты не в моем вкусе, мелкая слишком. Была бы ты как Катюха, то я бы попробовал твой язычок.
— Кто бы тебе дал, — ворчу, ругая себя за вольности. Атмосфера здесь такая, что ли, хочется шутить и быть развязной. В морге такого не было.
Вадик выходит из тренерской, а я задираю футболку и разглядываю живот и бока. Да, тело мое за эти два месяца, что я здесь, стало подтянутым, пропал щенячий жирок, мышцы окрепли и стали сильными.
Было еще одно изменение во мне. С недавних пор я стала видеть цветные сны, в которых был мужчина. Лица не видела, только я называла его Сашей. Его поцелуи были как настоящие, проснувшись я помнила их вкус и ощущала прикосновения, которые будоражили сознание. Как врач я понимаю, что именно происходит со мной. Обстановка, парни в спортзале, накачанные и игривые, они разбудили мою женскую сущность. Только вот к добру это или нет, я не понимаю…
Глава 16
Сашка
Я уже час доказываю Шурке, что со мной в кадре сюжет будет красочней, несмотря на то, что комплекция все еще крупновата. Я полгода сидел на диете, периодически срываясь, конечно, но все же. И вот, к концу февраля мой вес почти стабилизировался. Ну да, есть немного еще, но не критично.
— Так! Иди сюда, — тащит меня за рукав Шурка, кивает на большое зеркало, — брат, ну посмотри, на кого ты похож? Где здоровый цвет лица? Второй подбородок провисает, морда лица угрюмая. Где радость? Я еще не говорю про это, — он стаскивает с меня футболку, тычет в бывший пресс. Ну да, вес уходит, но кубики не возвращаются, а нам иногда приходится щеголять в полуобнаженном виде, показывая соблазнительный торс.
— И что делать? Я хочу вести свои передачи, как раньше. Ты сам знаешь, эти болваны, которых ты суешь в кадр, не могут даже с первого раза текст прочитать как надо, приходится перезапись делать.
— Это да, — вздыхает Кузнецов, брякаясь в свое кресло. — С тобой их не сравнять. Давай так, за три месяца приведешь себя в порядок, тогда место ведущего твое. И сбрось еще килограмм десять, а то весь обзор закрываешь.
— Ясно, — бурчу я, прикидывая, где от моего дома ближайшая тренажерка.
— Послезавтра в командировку, не забыл? Пойду бабло недостающее выбивать, спонсоры жмоты совсем стали.
Шурка, притворяясь, что уже возраст давит, кряхтя поднимается с кресла, а я наоборот, сажусь в него и утыкаюсь в комп, чтобы окончательно прогнать материал для будущей съемки. Мы едем во Францию, будем осваивать профессию винодела, и заодно выяснять, легко ли россиянину устроиться на такую работу.
Два дня пролетают незаметно, утром перед отлетом вспоминаю, что не договорился с матерью насчет Ромки. Меня не будет неделю, его нужно кормить и выгуливать. Я второй раз, после аварии, еду в командировку, оставляя пса с родителями, и снова корю себя, что не отвез его временно в собачью гостиницу, а там нужно договариваться заранее, так что опоздал уже. Теперь еще и мать будет ворчать.