Снежный пепел

У меня воздух скопился в груди, не дает вздохнуть. Мне так плохо, что я бросаю телефон на приборную доску и жестом показываю Саше, чтобы остановился. Как только он тормозит, дергаю дверцу машины и выскакиваю на воздух, бегу, сколько хватает сил, рву ногами ни в чем не повинные ромашки. С корнями.

Она хочет подарить мне свой последний вздох… она ждёт меня…

Только опоздала! У нее была целая жизнь, четверть века была, чтобы дарить мне свою любовь! Мне, своему единственному ребенку! А она очнулась в свой последний час…

Не знаю, когда бы я остановилась. Муж ловит меня и валит на землю, держит, пока я вырыдаю всю свою боль, всё отчаяние, вырывая траву из земли.

— Я не хочу, Саша, не хочу… пусть она умрет, я не хочу этого видеть! Я много раз видела как умирают другие… я не перенесу этого… мне не нужен ее последний вздох…

— Алёнка моя, — целует мои волосы, — она ждет, чтобы ты простила ее… И ты должна. Не надо заставлять ее ждать.

— Не могу-у-у-у…

— Ты забываешь еще об одном человеке, который тебя любит и ждет. И ему сейчас так тяжело одному. Подумай, каково ему сейчас…

Да, дедушка… Ведь он уже много дней не отходит от кровати своей умирающей дочери, и сейчас ему даже тяжелее, чем мне. Несколько минут я еще собираюсь с духом. Потом приказываю себе не истерить.

— Пойдем…

Мы бредем по колено в ромашках и мне уже стыдно за свой истеричный порыв, потому что вижу свой путь через лужайку, побитые и поникшие цветы указывают на него. Я нарушила идеальный пейзаж. Качаю головой, жалея, что ничего исправить не могу.

Саша поит меня водой, потом помогает умыться. Еще пару минут я просто глубоко дышу.

— Поехали, я готова.

Глава 45

Остаток пути я просто слушаю музыку, тыкаясь в пульт радио, переключая станции. Так я изгоняю все мысли из головы. Я должна была быть готова к этому, за три с лишним года привыкла ждать ее конец. А все равно оказалась не готова.

В палату вхожу без стука, сначала заглядывая нерешительно. Мама лежит в кровати, аппараты попискивают. Рядом, на стуле дедушка, держит ее за прозрачную руку. Если не знать, что женщина в кровати еще молода, то можно принять ее за возлюбленную старика, сидящего рядом. Она выглядит старушкой, со сморщенным, почти высохшим лицом, с мосластыми руками и заострившимся носом. Мама.

Мне даже легче оттого, что она непохожа на ту злую женщину с колючим взглядом. И мне кажется, что она уже не с нами, если бы не показатели на экране кардиографа. Вдруг приходит бредовая мысль — а сколько людей умирали здесь?

Дед замечает меня и трогает свою дочь за плечо.

— Лидушка, она приехала.

— Здравствуй, мама, — улыбаюсь полупотухшим глазам, мама с трудом приоткрывает веки.

— Приехала… вот… я решила… что с меня хватит… — пытается шутить, дыша со свистом. — Присядь… не бойся.

Я устраиваюсь на кровати, поближе к той, которая во сне унесла мою дочь. Интересно, мама знает, что я была беременна?

Дедушка уходит, он понимает, что нам нужно побыть наедине. Да и невыносим ему этот последний миг, шмыгает носом, скрывая старческие слезы.

— Когда меня не станет, дед тебе расскажет правду. У меня просто времени уже нет… Прости меня… я была эгоисткой… Я любила тебя… люблю. Ты его копия… Прости…

Я не перебиваю, чувствуя, как холодные пальцы легонько сжимают мои теплые фаланги.

— Мамочка, я не держу на тебя обиду. И никогда не обижалась. Ты же моя мама…

Она еще шепчет что-то, потом просто смотрит, лишившись сил, и вскоре закрывает глаза. Дыхания не видно, но аппарат пока работает. Она просто заснула. Я сидела держа ее руку. Когда запищал аппарат, выдавая прямую линию, в палату прибежали врачи и я ушла. В моем сознании мама просто заснула, успокоенная, умиротворенная.

Дед сразу все понял, отвернулся к окну, зашмыгав с удвоенной силой. А у меня не было слез. Я их оставила все на той лужайке, поросшей ромашками. Кончился этап моей жизни, самый сложный, самый трагичный. Я смотрю на солнечный день, на яркие блики в стекле, и думаю — какой прекрасный день, чтобы простить… и проститься.

Глава 46

Алёна

Четыре года спустя…

Стою в прихожей, прислонившись к стене, не в силах снять туфли, надеть мягкие любимые тапочки и пройти в кухню, чтобы выпить чаю, хотя бы. Устала, сил нет. И настроения тоже.

От звонка в дверь вздрагиваю, нет, даже подпрыгиваю. Если это свекровь со своими вечными придирками, то я ее попросту выгоню. Открываю дверь, а на пороге подруга с малышней. Таня, жена Шурки, примчалась без звонка, да еще притащила с собой четырехлетнего Лёвку и пятимесячную Алёнку, мою крестницу.

Отбираю малышку у матери, целую атласную щечку, наслаждаясь молочным младенческим ароматом. Девочка так похожа на своего дядю, прямо вылитая Саша, до слёз. Обожаю ее, как родную дочь, которую потеряла. Много раз потеряла. Считать устала уже.

— Алёна, ты сошла с ума? — накидывается на меня подруга, как только проходим в гостиную. Ее карие глаза буквально испепеляют мою физиономию.