Читаем Снежный перевал полностью

«Отчего их не видно? Может, хотят схватить живьем? Нет уж, так легко нас не возьмешь!»

Он сделал короткую перебежку и спрятался за кустом можжевельника, Если наверху кто-нибудь есть — уже засекли. Но сердце его было спокойно. Удивительно, в самые тревожные, опасные минуты он обретал спокойную решимость. И еще отчего-то он был твердо уверен, что сегодня ничего с ним не случится. Он потянул за куст можжевельника так, словно собирался вырвать его с корнем. И тут увидел устремленные на него глаза. Он поднял винтовку, понимая, что выстрелить не успеет, его убьют раньше. Оттянул затвор, но тут же опустил винтовку. Ибо глаза были угасшими, потерявшими блеск.

Он шагнул вперед. На снегу расплылось красное пятно, чуть подальше лежал наган. Ружье было прислонено к камню.

Подошли Алескер и Джамиль.

— Не знаю, что случилось с беднягой: то ли убили, то ли застрелился.

Все трое посмотрели на труп. Алескер заметил гильзу. Вокруг нее образовалась ямка, — упав, она растопила снег.

— Кажется, застрелился.

Дедебала с сомнением покачал головой.

— Эти карабагларцы — удивительный народ. Только и ждут момента, чтобы вонзить друг другу в спину нож. Привели, будто поставили часовым', а сами застрелили и ушли.

— Как знать!

— А ведь скажут, что виноваты ребята из Веди. Будут склонять наши имена, осыпать проклятиями.

Дедебала посмотрел на дорогу в село. Там никого не было видно. Вдали, над крышами домов, рассыпанных у подножья горы, поднимался голубой дым.

— Дедебала подает знак. За завалом никого нет. Теперь следует начинать нам. Если выбьем их из скал и загоним в село, дело пойдет легче: они не устоят.

Шихалиоглу слушал Шабанзаде, потягивая трубку. Тот продолжал:

— Лучше разбиться на группы. И пулемет мы еще не вводили в дело. Надо поднять его туда, где укрепился Дедебала. Тогда мы будем держать под огнем дорогу в село.

Предложение было дельным, оно понравилось Шихалиоглу.

— Мешади Паша! — позвал он.

Неловко переваливаясь с ноги на ногу, подошел Мешади Паша. Лицо его напоминало здоровенную лепешку, выпеченную в тендире.

— Слушаю, Шихалиоглу.

—Здесь нет никого здоровей тебя. Надо отнести пулемет к тому завалу. Дедебале скажи, пусть стоит крепко. Да не забудь патроны.

...Большой дом в центре села Котуз в течение долгого времени был предметом шуток и пересудов сельчан и приезжих. Внешне дом ничем не отличался от других, точно так же лепившихся к склону горы. Оригинальность же этого строения заключалась в его месторасположении: прямо над ним проходила дорога, и, заглянув в отверстие для дымохода, можно было увидеть, что делается в доме. Часто ослы, в поисках травы, забредали на крышу и даже заглядывали внутрь, и тогда хозяин дома выходил во двор и ругал замешкавшегося владельца осла на чем свет стоит. Естественно, тот не оставался в долгу.

— А ты, голубчик, — отвечал он, посмеиваясь, — не строил бы дом у дороги. Тогда не только ослы, но и люди не заглядывали бы к тебе.

По ночам разбитная сельская молодежь собиралась у этого дымохода, а наутро обо всех ночных разговорах супругов становилось известно всему селу. Хозяин не вынес этого, построил в верхней части села небольшой домик, переехал туда, но прежнего дома не разрушил:

— Пусть приходят и слушают по ночам чертей. Погляжу, о чем они теперь станут говорить.

На днях приходил к нему Гамло и взял у него ключ, от этого дома.

...По селу вели группу пленных. Гамло сам сопровождал их. Он раскручивал над головой черный длинный кнут и изо всей силы опускал его на кого-нибудь из пленников.

—А... вашу мать... Вы пришли схватить меня? Да я раздавлю вас, как муравьев! Недосуг мне было, а то взял бы пяток ребят, спустился в Веди и свалил вашу власть!

Пленные не отвечали, шли опустив головы. Замыкал отряд один из людей Гамло, несущий на каждом плече по четыре винтовки. А Гамло все размахивал кнутом и кричал людям, робко выглядывавшим из своих домов:

— Что вы прячетесь, болваны? Выходите, глядите на них! И это еще не все. Доведу их, куда надо, а потом направлюсь в Веди. Тогда они узнают, кто я такой!

Люди стали выходить на улицу. Многие хорошо знали пленных, некоторых даже связывало родство.

Один из местных жителей бросился на середину улицы, обнял идущего впереди пленного.

— Кум, лучше бы я ослеп, чем видеть тебя в таком положении!..

На глазах пленного, мужчины средних лет, появились слезы. Связанные руки не позволили ответить на объятие.

Гамло двинул коня вперед и, выпростав ногу из стремени, что было силы ударил ею сельчанина, бросившегося к своему родственнику. Тот упал на обочину.

— Шагайте, сволочи! Можно подумать, в гости пришли! Я вам покажу, родственнички!..

Группа пленных подошла к центру села. У обочины стоял Вели в белой чохе с газырями. Он был недвижим, словно принимал парад. И Гамло был вынужден пройти мимо него, поднять руку в приветствии.

— Привет, Вели! Неужто пришел на помощь?

— Нет, — покачав головой, скорбно ответил Вели.

— Какими же судьбами? Может, Кербалай что поручил?

— Нет, — с той же интонацией ответил Вели.

— Тогда что случилось?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза