Снежный плен (СИ)

Маме нравится Давид, хотя лично встречаются они в первый раз. Но я много рассказывала ей, и она следила за новостями. Обходительный, манерный Давид с шикарным букетом, стилизованным под полевые цветы, понравится ей еще больше.

– У тебя отменный вкус, Давид! – хвалит его мама.

Он сдержанно улыбается. Из вредности мне хочется поправить: «Не у него! Для этого есть специальный человек. У них для всего есть специальный человек!»

– Девочка моя, – ахает мама, разглядывая мой поцарапанный лоб, – как же ты так?

– Разучилась кланяться… – ворчу я, чувствуя, как Давид слегка дергает меня сзади за пиджак. Но мама уже отвлекается на его учтивые речи.

На обратном пути она много рассказывает о папе и Олежке, которые прилетят только к самому торжеству, так как брат учится, а папа на очередных сборах. Он у нас военный. Но билеты куплены, и они передают нам привет.

Здорово, просто здорово… Я прямо представляю, как завтра, когда все соберутся за завтраком, встану на табуретку и, вместо стиха, объявлю: «А свадьбы не будет, господа, я безнадежно втрескалась в другого!» Пам-пам!

Интересно, метание десертных ножей входит в неохватный спектр навыков Тамары Францевны?

Мама умрет со стыда! Разве я могу поступить с ней так?

И с Давидом.

Хочется порыдать.

Но я просто смотрю в темное окно, не смея вырвать у него свою руку. Давид успокаивающе поглаживает меня по ней. Я не могу смотреть ему в глаза. А он, наоборот, вдруг стал чутким и нежным. Ну почему же так поздно?! Ведь все могло пойти совсем по другому сценарию. А теперь я не хочу! Не хочу этих успокаивающих рук. Хочу других… Наглых, умелых, уверенных, пахнущих сигаретами рук.

Курить хочется до умопомрачения. Не потому, что я хочу никотина. А потому, что сигареты ассоциируются у меня с Максом. Почему-то мне, как на репиде, вспоминается один и тот же эпизод: как он забирает мою сигарету и затягивается ею. Губы, пальцы… Меня обдает горячей волной от одного только воспоминания. Сотрите мне память! Я смотрю на Давида, а вижу Макса.

Мне стыдно, очень стыдно и больно смотреть на тревожное, хмурое лицо Давида. Ничего он такого не сделал, чтобы я так поступила с ним. Ну да – он такой, немного отмороженный, но я же знала! Я же согласилась с этим, приняла. Он доверял мне. От самой себя тошно. Особенно когда я нечаянно натыкаюсь на его потерянный взгляд.

Макс… Я уже не верю, что он был настоящим. Давид так настойчиво делает вид, что ничего не было, что мне реально начинает казаться – померещилось. Хочется бросить все и всех, полететь туда, в наш снежный плен, чтобы убедиться, что он был. Был? Был ли?..

Может, рассказать все маме? Мне нужен совет. Очень! Сама я с трудом соображаю, что происходит в моей жизни, и что с этим делают взрослые, умные люди. Так уж получилось, что я не очень умная. Прямо скажем – дура полная! Хотя окружающие и считают иначе.

Но мама уставшая, и без ужина сразу идет спать.

Давид подхватывает меня за талию и с усилием ведет в нашу спальню.

Я благодарна хотя бы только за то, что в этот тяжелый для меня день Бог не пересекает меня с Тамарой. Когда мы уезжали, ее еще не было, а вернулись – уже спит.

Наверху восемь спален. Несколько гостевых, Тамары, наша, Софьи, старшей сестры Давида, и ее мужа, и Ирины – младшей сестры.

Ирка практически своя! Позор матери – бунтарка и распи*дяйка. Единожды спалив ее накуренной еще подростком, Тамара до сих пор презрительно говорит о ней «эта наркоманка» и прячет в закрытом английском пансионате. Все в доме знают, что нельзя вспоминать про Ирину, чтобы не портить настроение нашей хозяйке. Но Давид уговорил мать, чтобы сестра приехала на свадьбу. Я пересекалась с ней один раз, и мы сразу же сдружились к неудовольствию Тамары. Изредка общаемся по сети.

Дверь в ее комнату приоткрыта, и я было дергаюсь туда, но Давид требовательно придерживает меня.

– Пойдем спать.

Спать? Как много в этом слове, приводящего меня в ужас.

Ах, да. Я забыла еще про отца Давида – Марка Карловича. Разводов в семье Кац не бывает. Этим все сказано. Давно уже чужие люди, они спят с Тамарой в разных спальнях, но на публике услужливый Марк Карлович играет свою роль. В доме он является тенью, все решает хваткая жена.

Пара гостевых комнат остались пустыми, и я подозреваю, что нагрянет еще кто-нибудь из родни. Тамара решила, что самые близкие поживут перед торжеством здесь.

Ну а раз Тамара решила…

Мы заходим в спальню, Давид усаживает меня в кресло. Сдергивает покрывало с кровати. Как кролик на удава, я смотрю, как он снимает костюм. Когда-то мне нравилось наблюдать за этим, а теперь я практически впадаю в кому, понимая, что мы ляжем сейчас вместе. И, возможно, он захочет…

Меня начинает подколачивать от понимания, что сейчас нам все-таки придется объясняться. Потому что я не смогу. Не смогу с ним теперь.

Потому что где-то там моя любимая сволочь спит в своей кровати один, без меня. И я хочу только в ту кровать, в его горячие руки. Что там надо для этого сказать? Мяу?

Тогда, бл*ть, мяу!

Кажется, у меня истерика…

– Сделать тебе ванну? – внимательные карие глаза впиваются в меня.