Входя в комнату, она услышала шум воды в ванной. Должно быть, Робин покаталась на лыжах и принимает душ. Джинджер поискала ручку. В гостинице повсюду лежали бесплатные ручки. Почему она не может найти ни одной, когда надо? Не помогало поискам и то, что Винс шел за ней по пятам и обнимал за талию. Джинджер прекратила рыться в ящике.
— Ты меня отвлекаешь, — заявила она, когда он засунул язык ей в ухо, и тело отозвалось на эту выходку. — Сейчас из душа выйдет голая Робин.
— Какой ужас!
— Больше для нас, чем для нее, поверь мне. — Она взяла сумочку Робин из гардероба. Если она не найдет ручку у нее в сумке, значит, ее не существует в природе. Она залезла рукой внутрь и вынула оттуда серебряную ручку, а Винс в это время занимался своим делом: его губы от уха спустились вниз по шее Джинджер к ее куртке. Белые зубы впились в вершинки ее грудей через толстую красную ткань. Взяв блокнот, Джинджер записала свой номер. Желая освободиться от власти Винса, она повернулась к нему и отдала листок.
— Вот. Не потеряй.
Он взглянул на записку, потом тщательно свернул ее и положил в бумажник.
— Ни за что. — Его сильные руки потянулись к ней, и снова она оказалась в его объятиях. Их губы встретились в заключительном поцелуе, от которого у Джинджер перехватило дыхание. Она уцепилась за его рубашку и встала на цыпочки, ей хотелось, чтобы поцелуй никогда не кончался.
Винс отодвинул ее от себя, в зеленых глазах читалось сожаление.
— Ну вот, помни обо мне, мы скоро встретимся снова. Я позвоню тебе завтра вечером. — Щелкнув ее пальцем по носу, он повернулся и вышел из комнаты. На пороге Винс подмигнул ей, и дверь за ним закрылась.
— О Боже, — прошептала Джинджер, прикрыв дрожащими пальцами губы, горевшие от его поцелуев. — Это значит головой в омут? Так теряют голову от любви?
Глава 5
— Я встретила особенного человека, мамочка. — Джинджер воткнула вилку в салат и посмотрела на женщину, сидевшую напротив.
— О?
Удивительно, как мать умеет вложить глубокий смысл в такое короткое слово. Невозможно ошибиться, заметив, как сжались ее губы, выпрямилась спина и остановился взгляд, что Эва Томпсон не обрадовалась.
Джинджер глубоко вздохнула и ринулась вперед, прекрасно зная, как мать отнесется к новости, которую сейчас услышит. Конечно, все это покажется ей таким же нелепым, как клоун на похоронах.
— Я люблю его. Я совершенно уверена, что и я ему нравлюсь. Он хотел провести с нами Рождество.
Аккуратно положив прибор возле тарелки, мать Джинджер убрала за ухо серебряную прядь и сложила руки на коленях.
— Ты действительно думаешь, что это мудро? Что ты о нем знаешь? Чем он зарабатывает на жизнь? Кто его родители? И вообще, кто он такой?
— Он очень хороший. Он тебе понравится. —
— Хорошо, но мне кажется, Рождество — праздник семейный.
Джинджер положила вилку, потому что аппетит у нее совершенно пропал.
— А если он хочет стать членом нашей семьи?
Синие глаза Эвы расширились от неожиданности. Доносившаяся из ресторанных динамиков праздничная музыка закончилась, стало тихо. Подавшись вперед, она посмотрела на завтракающих за соседними столиками, словно желая убедиться, что они не подслушивают.
— Он просил тебя выйти за него замуж? — спросила она, наклоняясь через стол к дочери, чтобы та расслышала ее шепот.
Джинджер знала, что последует дальше.
— Не точно такими словами, нет. — Она заерзала на стуле, словно школьница, уличенная во лжи. Она уже не была так уверена в их отношениях с Винсом, как пять минут назад.
Это что же, задача всех матерей — заставить дочь снова ощутить себя десятилетней девочкой, почувствовать неуверенность, неловкость? Она знала, что Винс хочет ее, и не только ее тело на одну ночь, он хочет ее. Но прошло целых два дня, а от него никаких вестей. А ведь говорил, что он человек слова.