Похоже, он подумал, будто я опасаюсь, что кто-то может нас увидеть. Он снова смотрит на свои наручные часы.
– Самое главное, держись подальше от этого тоннеля.
По телевизору я никогда не видела ничего подобного. Никто и никогда не пользовался этим инновационным видом транспорта, позволяющим всего за несколько секунд переместиться с вершины башни SNOW TOWER в самое сердце дремучего леса. Должно быть, потому, что ощущения от поездки, мягко говоря, не самые приятные. А может…
– Эти подъемники… Сделаны только для нужд семьи Ли Бон?
Ли Бонхве впервые отводит взгляд и с виноватым видом медленно кивает.
– А, понятно.
Теперь мне ясно, почему он поначалу так на меня набросился.
На электростанции в нашем поселении устроена крохотная комната отдыха. Наш бригадир запрещал нам в нее входить, утверждая, что эта комната только его. Иногда кто-то забирался туда вздремнуть, и бригадир, застукав бедолагу, штрафовал того на всю дневную зарплату. Мы очень удивились, узнав, что в каморке он писал картины и танцевал. Он не мог заниматься этим дома, где жила большая семья из девяти человек.
Наверное, членам семьи Ли Бон тоже захотелось иметь немного личного пространства –
Вероятно, и Ли Бонхве решил поупражняться в живописи или разучить пару танцевальных движений. И выбрал для этого такое спокойное местечко, где ни одна полоумная актрисулька не сможет подглядывать за ним, чтобы потом рассказать обо всем своим односельчанам.
– Хочу тебя еще кое о чем попросить. Президент Ли Бонён предпочла бы, чтобы никто не узнал о том, что мы используем эти тоннели. Она говорит… – И тут он цитирует речь президента, которую та произнесла во время своего новогоднего поздравления в прошлом году: «Семья Ли Бон не пытается добиться могущества и не пользуется особыми привилегиями».
Произнеся это, он снова виновато улыбается:
– Правда смешно? Разглагольствовать о равенстве, сидя в своем помпезном кабинете огромного особняка.
Ли Бонхве, который все это время не сводил с меня глаз, теперь не может выдержать мой взгляд. Похоже, ему стыдно из-за двойных стандартов, которые демонстрирует его семейство своим стилем жизни.
– Вряд ли хоть кто-то воспринимает этот особняк как особую привилегию семьи Ли Бон. А вот когда госпожа президент поддержала решение переделать свою комнату отдыха на телестудии в гримерную для ведущего прогноза погоды, все восхитились этим жестом.
– Правда? Кто тебе такое сказал?
Мои мама и бабушка, а еще все наши соседи. Но я не могу ему так ответить.
– …Да все вокруг.
Мои слова заставляют его рассмеяться.
– Я больше не стану использовать ваш тоннель. Я и с самого начала не собиралась этого делать.
– Ты ведь никому не успела о нем рассказать?
– Нет, конечно. И не собираюсь.
– Спасибо. – Он улыбается, глядя на меня глазами, полными доверия.
– Вам не за что меня благодарить. Я думаю, ваша семья все это заслужила. Если бы ваши предки не создали систему жизнеобеспечения Сноубола, мы по-прежнему гибли бы в бесконечной войне за эти земли, прямо как глупые люди военной цивилизации.
Пока я бубню все то, что нам десять лет без конца вдалбливали в школе, Ли Бонхве снова смотрит на часы и вдруг опускается на землю рядом со мной.
– Я и не знал, что ты такого хорошего мнения о моей семье.
В ответ я лишь слабо пожимаю плечами.
– Разве в этом мире есть хоть кто-нибудь, кто бы плохо думал о семье Ли Бон?
– Кстати, с чего вдруг ты стала называть меня на «вы»? – неожиданно спрашивает он, прислонившись спиной к стволу дерева, и, будто смутившись, смеется себе под нос. Его нежный голос проникает мне в самое сердце. – А когда мы с тобой столкнулись в спальне, зачем-то назвала меня Вашим Величеством…
К счастью, ему не видно моего вытянувшегося от удивления лица. Я лихорадочно соображаю, пытаясь понять, какие же отношения могли связывать этих двоих. При посторонних он подчеркнуто холоден и отстранен, но, когда мы наедине, заботлив и нежен. Что же это может означать? Неужели они тайно встречались? С другой стороны, когда я ответила согласием на приглашение Ким Чено, Ли Бонхве отнесся к этому подчеркнуто равнодушно.
В этот момент Ли Бонхве встает с земли, опершись о ручку моего кресла. Кресло-качалка наклоняется назад, и я оказываюсь в нем полулежа. Замерев, Ли Бонхве пристально смотрит мне в глаза.
– Ты стала какой-то не такой. Словно совсем другой человек.
Мне некуда деться, и все, что я сейчас могу, – это замереть в кресле, вцепившись в подлокотники.
Секретное письмо
– Ты прав, со мной происходит что-то странное. – Глядя ему в глаза, я расставляю свою ловушку. Я уже догадалась, что Хэри никогда не была в загадочном подъемнике. – Почему-то мои пальцы стали тонуть в поверхности зеркала.