— Да, думаю, я поступила так, чтобы эта история снова стала моей. Что-то похожее происходит, когда в кафе перед тобой ставят чашку, а ты ее поправляешь, хотя это совершенно излишне. Возможно, таким образом ты хочешь подчеркнуть, что кофе, который принес официант, теперь твой.
Адриан тоже посмотрел на пол и ногами придвинул смятые обрывки рисунков. Он уставился на бумагу, тряхнул головой и сказал:
— Я не понимаю. Почему ты не выдала жену этого англичанина? Ведь ты сама сказала, что тогда все изменилось бы к лучшему!
— Что бы это было? Месть? Она еще никогда не приносила ничего хорошего. А ты бы сам так поступил? Ты бы выдал ее?
«Да, — подумал Адриан, — конечно».
— Да, — сказал он. — При любом раскладе.
— Вздор, ты бы этого тоже не сделал!
Миссис Элдерли посмотрела на него долгим, задумчивым взглядом, а потом сказала:
— Семья Бенделиани из дома напротив. Ты знаешь, почему они приехали в Германию?
— Кто?
— Наши новые соседи. Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду.
К сожалению, так оно и было: все тело Адриана понимало, о ком шла речь, каждый его сантиметр дрожал и пылал. Предательство! — чувствовал Адриан, предательство и еще нечто, чему не было места в его комнате, в тесном и теплом пространстве между ним и миссис, которая только что помогла ему на некоторое время забыть собственную историю.
— Ну и что? Черт возьми, это меня не касается!
— Стоп! Никаких ругательных слов в моем присутствии, пожалуйста! — громко потребовала миссис и тут же до смешного серьезно прошептала: — Кровная месть — слышал когда-нибудь о ней?
— Что-то, связанное со старыми башнями, — со скучающим видом пробормотал Адриан. Какое ему дело до этого Дато?
— Ну да, — сказала миссис Элдерли. — Так вот, Тамар…
— Тамар! — презрительно фыркнул Адриан.
Но миссис Элдерли сделала вид, что не слышала его:
— Тамар рассказала мне о кровной вражде в Грузии, вверху, в горах Сванетии. Представь себе двух мужчин, которые дерутся, оба просто пьяные. Молодые мужчины, совсем юные. Потом один из них неудачно падает на каменистую землю и погибает. В этом случае его соперник может тотчас собирать свои вещи и семью, лучше сразу несколько поколений, даже прабабушку и только что родившегося племянника. А потом он ищет надежное убежище и остается там, скажем, лет эдак на сто. Или лучше на тысячу. Так как семья убитого поклялась отомстить за его смерть, и поверь мне, никто не будет с тобой церемониться: тебе грозят не только побои — там ты будешь по-настоящему бояться. Бояться за свою жизнь.
— И? — спросил Адриан с подчеркнуто скучающим видом. — Почему ты рассказываешь мне все это?
— Именно такой случай произошел с братом Тамар много лет назад, — сказала миссис Элдерли немного раздраженно. — Тогда старики спрятались в столице Грузии, а молодые укрылись где-то в Европе.
Адриан не сразу понял, что ему не понравилось в рассказе миссис (впрочем, ему не нравилось абсолютно
— Почему… то есть… откуда ты знаешь все это? Насколько хорошо ты с ними знакома?
Но миссис Элдерли сказала это.
Осторожно, тихо и сконфуженно — и одновременно четко и ясно:
— Мы подружились — Тамар и я. Так вышло. Хорошая еда. Интересные разговоры. Вот так, Метр девяносто, но это ничего не меняет, понимаешь? Вообще ничего не изменилось.
Но Адриан знал, что все, все стало по-другому — уже в который раз за последнее время, и он захотел причинить ужасную боль тому, кого любил.
Опять.
Не сходя с места.
И прямо сейчас.
Он был совершенно спокоен. Произнося каждое отдельное слово, он прекрасно осознавал, что творил, он испытывал страх и одновременно ничего так страстно не желал, как грубо и безвозвратно оскорбить миссис, и он сказал:
— Если бы я тогда знал эту скучную историю про англичанина, то не сидел бы так долго под твоей дверью. Никогда в жизни. Я был бы не против, если бы ты подохла в своей комнате.
Миссис Элдерли судорожно сглотнула и внезапно притихла. Она просто сидела посреди клочков бумаги, устилавших пол, совершенно тихо, не издавая ни звука. Впервые она взглянула на свой портрет, который Адриан только что нарисовал.
И лишь сейчас Адриан понял, что она приходила только ради него и что только из-за него она сейчас уйдет — возможно, навсегда. Она действительно встала, с потухшим взором бросила портрет на пол и медленно пошла по шуршащей бумаге к двери, так и не взглянув больше на Адриана.
Но ему и этого оказалось недостаточно — даже сейчас он не смог остановиться. Голосом, который и ему самому показался чужим и противным, он сказал в спину миссис Элдерли: