Читаем Сняв ненужную суперобложку… полностью

об одной о ней, да не просто так:

Золотая пчёлка отыщет щель,

проползёт бедром

(а ужалить жаль),

а потоп — потом,

а тепло — теперь,

остальное — шёлк, лепестки и май…

2

Гизелла танцует. Шаги будто дразнят споткнуться.

Шипы золотые на злых каблуках этой птицы.

Рисованой бабочки певчей, цветка перелётного.

Гизелла нежна обожжённо, а сальса опасная длится.

И тянутся ветви лесные к рукам её с гжельского блюдца.

Гизелла поёт. Шёлк и перец, торнадо и краеш-

ком — сл (ад) кая соль-не-просыпь из ресниц ошалелых!

У клетки витой, золо (той) есть открытая дверца — Гизелла,

Гизелла, Гизелла!.. — терзать твоё имя, пока обнимаешь…

Глаза: оп (рок) инутый обморок, лава и лёд их…

3

Нечаянный этот коктейль не похож на твои,

но он для тебя, о тебе лишь. Вот так с утра

покажется: рядом, руку лишь протяни,

и тянешь руку, и вздрагиваешь — вчера!

То памятной мяты уменье всплывать, тонуть,

кру (жить) ся чаинками, ткаться в узор ковра —

В глазах у идущих мимо теперь не хватает чуть-чуть:

гречишного мёда Ташкента, нью-йоркского серебра…

…И снится: гитара — пламя, а голос — волна (война!),

прозрачная рыбка — сердце, и пальцы — кривой коралл,

а моря опять не выпить, а надо до дна, до дна,

и слух уже не отнять, и век не сомкнуть, и стран-

но вдруг смешаю в ладонях — тебе, тебе:

три лёгких слова, слезинку хмеля, смешинку дня…

Дотронься кубиком льда до трещинки в нижней губе

и ты почувствуешь, как я целую тебя.

<p>ПРОЗРАЧНЫ…</p>

1

А вот: налегке-отвлекаясь-хотя-бы —

когда холодок или смотришь насквозь,

я вдруг представляю что это сентябрь,

прозрачный и утренний, тонкая кость:

…в чуть ро [зов] ом платье, ласкающем спину,

скользящем и с чёрною лентой-змеёй…

Но нет — понимаю едва половину

из буквиц-осколков в ночи надо мной,

а сколько ещё их найти, обнимая, —

ладонь как зрачок и зрачок как ладонь!..

И лента по полу… а впрочем, не злая…

(а лава внутри хр [уст] аля и не тронь)

2

у огня —

острые края.

лучше не трогай.

иди своей дорогой.

от воды —

холодные следы.

глубоко не лезь.

по краешку, здесь.

мутный горизонт.

ушёл чёрный зонт.

остались вдвоём

костёр под дождём.

утонем? сгорим?

дым…

3

Прозрачны твои колени,

Стеклянны твои шаги.

Тату полуденной тени.

Зрачки полночной реки.

И ты ещё раньше знала,

Кем стану тебе (позволь):

И вкус моих губ был — алый,

А цвет — карамель и соль…

<p>СКУЛЬПТОР</p>

Тяжкой дверной пружиной,

трещиной рта в слюде.

Жаркой иссохшей глиной

скалы брели к воде.

Долго — легла усталость

облаком на откос.

Ночь широко плескалась

в реках твоих волос…

Сажей лилось по жилам:

зябкой блестеть р (осой),

стёртым кружить винилом,

гнутой сшивать иглой

чудный, чужой, внезапный

левобережный пульс,

влажный как вдох, по капле —

мимо, не выдав вкус…

Снилось: ле (пить) на ощупь,

слепо вбирать чер (ты),

сон — значит можно проще-

нья не хотеть, шестым

слухом, чутьём к прорехам

звёздных медвежьих шкур

вспыхнуть — ножом и эхом!

кромкою льда во рту…

Небо горело стужей,

кралась краями тень,

правил резец всё глубже,

ноготь луны задев,

острые козьи тропы —

в самый зенит почти…

Мимо? И мим протопал

тапками, отпустив

красный закат усмешки,

вкривь, за рельефы лиц.

Скульптор — незряч, конечно.

Не разжимай ресниц.

<p>СПАТЬ</p>

ребёнок внутри шевельнулся — и спать

в своей округлившейся мягкой кроватке.

а сердце стучит то под левой лопаткой,

то где-то на ветках, где осы звенят…

а сверху соседи бросают в траву

с балкона пустые бутылки от пива, —

вот так и живём, вот так и живу:

бездумно, по-летнему, небережливо…

кто скажет, что завтра? кто вспомнит вчера?

что линия жизни двоится, не скрою!

(бутылка опять пролетела. одна.

упала.) а сердце — оно не моё и

то тихо блестит, как луна сквозь листы,

то вдруг рассыпается в ночь светляками…

огни сигаретные рдеют и тают…

ребёнок, не спишь ещё? жизнь — это ты-

сячи снов…

<p>ТО ЛИ РОЗОВАЯ ЛЬДИНКА</p>

То ли розовая льдинка,

синь и даль?

Это солнце — погляди-ка

в календарь! —

Разбудило сто капелей

ото сна.

Оглянуться не успели —

и весна!

Вот и туфелька-обновка

в самый раз.

Золочёная подковка,

на заказ.

Сомневаться

что там будет впереди?

Приходи поцеловаться,

приходи!

<p>ИЕРОГЛИФИЧЕСКИ</p>

Мужской иероглиф блёкнет, прочитан.

Смысла в нём оказалось не слишком —

не то чтобы совсем, но

гораздо меньше, чем до-

тронься: цветка обле-тающей вишни

ты-

чинкой о-кажешься лишней,

хрен васаби — острая зе-

лень,

уст-

алость,

скользят ко-лени,

лень вн-утренняя…

гадаю: ког-да… тяжело лом-аю

об иероглиф язык, тво-я

Я-

пони-я…

Ма (лень) ких лошадей края,

кра (сны) х коньков крыш…

ч-шшшш…

<p>АЭРО</p>

…тенью скользя-задевая спящие города

движется самолёт медлительно как всегда

мошкой ползёт упрямой к рассвету да-

льние уносит страны в глазах вода

с неба а в коже жар задержался там-

тaмы крови в далёком где-то ещё, но сам-

о! лёт возвращается и крыла-

ты и я и новая жизнь легла

завтрашняя, на огни на земные ран-

ние и утро сквозь тучи краснеет нам

ли про него грустить то летит когда

тенью скользя-задевая спящие города…

<p>ТЕНЬ ЛИ БО И ДРУГИЕ</p>

…слу-

чайны розы-

грыши, в небе чай-

ка, сто видов чая-

ний в огне печа-

ли…

а жизнь пре-

дательская штука еже-

ли ты в китае я же на-

ивна хуже не-

жных и страшных по-

вестей безумного по-

эта судьба иных стран-

ней но чудится кар-

еты а может тыквы скрип-

Перейти на страницу:

Похожие книги

Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия