Снимаем порно

— Это прекрасно, Сид, и пусть она будет в том же костюме, о'кей? «Маленькая мисс Бродвей»… Мы подумываем о том, чтобы переснять сериал с Ширли Темпл [34]! Это будет чертовски хороший шанс для девушки, которая подойдет на эту роль — знаешь, что я имею в виду?

Сид энергично закивал.

— Я с тобой, Лесс.

Было около семи часов, когда они вышли из комнаты.

— То, что я видел, Сид, — сказал Лесс, напрягая губы и уверенно качая головой, — мне понравилось. Мне нравится, как это выглядит. Папаша обычно говорит: «Покажите мне восемь кадров фильма, и я скажу вам, на что будет похожа ваша картина!» — он повторил свой мудрый уверенный кивок. — Мне понравилось, как выглядит эта картина.

Дух Сида воспарил, его тяжелая походка превратилась в своего рода гарцующие прыжки, которыми в лучшие дни он прохаживался туда-сюда по административной столовой интендантства «Метрополитен», каждый его шаг отражал вопиющую самоуверенность. Он бросил взгляд на свои часы.

— Послушай, Лесс, Дженни будет в твоей комнате в восемь, тебе надо убить около получаса, почему бы пока не пойти взглянуть на потрясающую съемочную площадку в арабском городе, которую Ники Санчес сделал для эпизода Анжелы.

Лесс кивнул.

— Этот парень просто гений. Я говорю это много лет. Папаша его открыл, ты же знаешь.

Хотя была суббота, но Сид знал, что они снимали. Он также знал, что съемки закруглились в 5–30 потому, что примерно в это время он видел Элен Вробель и пару техников, входящих в бар отеля, куда он отправился на встречу с Лессом. Поэтому он был несколько удивлен, обнаружив незапертой тяжелую звуконепроницаемую дверь, а затем увидев внутри свет с отдаленной площадки.

— Какого черта, — резко сказал Лесс, глядя на свои часы и хмуря брови, — не говори мне, что вы уже в цейтноте!

— Разумеется, нет, — заверил его Сид, запинаясь, напрягаясь и довольно обалдевшими глазами пытаясь разглядеть, что происходило на площадке вдали, — это, вероятно, м-м, уборщица.

— Уборщица, как бы не так — вся площадка освещена, — он в ярости опять посмотрел на часы. — Сейчас 7–10 субботнего вечера — это один час и сорок минут золотого времени! Что это за операция, так или иначе!?

Затем последовал безошибочно узнаваемый треск хлопушки и едва различимое бормотание: «Поворот»… «Скорость»… «Действие»… И Лесс ринулся вперед к площадке, чтобы отпрянуть назад от чисто визуального столкновения с тем, что открывалось у него перед глазами.

«Работа дублеров» шла полным ходом, и были задействованы все три девушки — или, сказать вернее, подвергались изнасилованию абсолютно черными неграми в новой, свежей «разгульной версии» так называемого «Кругового» номера, задуманного Борисом и Тони как раз в полдень того дня. Работали три камеры — большой «Митче» на среднем расстоянии «чудо-кадра», снимая всю сцену целиком, и два «Эрри», которые свободно перемещались вокруг, от одной промежности и кадра полного проникновения к следующему… туда-сюда, так сказать.

Борис, Ласло и мужчина, державший «солнечное ружье», мощный портативный прожектор, лежали на животах в двух футах от одного из самых драматических из всех происходивших действий в промежности — Лас снимал это «Эрри», мужчина с солнечным ружьем освещал под различными углами, а Борис, как некий сумасшедший ученый, всматривался в свой видоискатель, нацеленный на близко расположенную промежность, и делал краткие указания: «Медленнее. Симба, медленнее… подними свою левую ногу, Гретхен… свою левую ногу — о, Боже, давайте сюда переводчика. И принесите глицериновый распылитель — у нас нет никакой рефракции». Таким образом, вместе с переводчиком на немецкий и человеком с глицерином из «Гримерной» на площадке работали уже пять человек, лежащих на животе и напряженно всматривающихся в промежность и в действия с полным проникновением, происходящие в двух футах от них, в то время как человек с глицерином, изредка подталкиваемый Борисом, устремлял крошечную струйку на член, когда тот показывался на всю длину, поднявшись на самую вершину перед своим броском вниз подобно поршню, переводчик же повторял шепот Бориса, обращенный к девушке, с бесстрастным гортанным рычанием.

Сверху, атакуя одну из грудей, располагался жадно сосущий, даже жующий огромный черный рот — а губы девушки (которая была, конечно, загримирована под саму Анжелу) были страстно раскрыты, принимая член четвертого из участников этого «мрачного ансамбля», как шутливо окрестил его Ники.