На Пасху 1962 года я отправился на свою единственную школьную экскурсию. Кучку учеников, включая моего новообретенного поэта-песенника Робина Барроу, отправили в Афины и Рим, где мы исправно восхищались древним памятникам. По собственному желанию я добавил в рацион посещение церквей. Именно в Риме проблемы с топографией привели меня к зданию, которое действительно изменило меня. Оглядываясь назад, я подозреваю, что эссе, написанное мной по приезде домой и утверждавшее, что Американская церковь с ее мозаикой великого викторианского художника сэра Эдварда Бёрн-Джонса – самое прекрасное здание в Риме, было моей первой письменной провокацией. И если это было действительно так, то желаемый эффект был достигнут.
Мой преподаватель искусств был в бешенстве. «Как ты мог написать такую гадость, – кричал он, – неужели ты не понимаешь, что эта церковь – сплошная викторианская показуха?» Наверное, это действительно было потрясением для учителя, который в 1960-х умудрился вытащить группу подростков посмотреть на античные памятники только для того, чтобы один из них влюбился в викторианское искусство.
Последовавший за этим летний семестр был поводом для проведения ежегодного Вестминстерского стипендиального конкурса под названием «Вызов». Восемь избранных мальчиков удостаиваются чести поступить в Колледж, предназначенный только для стипендиатов. Этот конкурс был бессмысленным для меня, когда я учился в подготовительной школе. Но сейчас я по-прежнему был достаточно юн, чтобы попытать счастье в нем. Так я и поступил.
Первые тесты по греческому, математике и другим предметам подсказывали, что мое решение об участии было крайне неразумным. История была последним экзаменом и, учитывая, что предыдущие я фактически провалил, здесь я мог позволить себе высказать все, что хотел. Моя работа была восхвалением средневековой Британии с упором на то, что готическое Возрождение только улучшило ее. Я утверждал, что не менее прекрасные, чем витражи в клерестории Вестминстерского аббатства, витражи викторианца по имени Кемпе в трансепте даже затмевали их.
В тот солнечный летний день я вышел с экзамена в полной уверенности, что я больше ничего не услышу от людей, стоящих за «Вызовом». Но на следующий день меня вызвали на собеседование. За столом сидели завхоз, директор школы и старший учитель истории, невероятный человек по имени Чарльз Кили. Почему-то человеком, задававшим мне вопросы, был завхоз. Каким-то образом мы перешли на тему замков на Англо-Уэльских границах. Не помню, почему, но я рассказывал тогда о замке Клан. И если вам когда-нибудь доведется рассуждать на подобную тему, запомните, что Оливер Кромевель взорвал свою «крепость» или главную башню, которая плавно сползла вниз по холму, на котором стоял замок. Я рассказал об этом, и выяснилось, что семья завхоза происходит как раз из Клана.
В тот вечер я узнал, что получил Королевскую стипендию в Вестминстере.
4
Бледный оттенок чего-то, что не очень на первый вкус
Если вам, как и мне, кажется, что рассказы о подростковой тоске, депрессии, безответной любви и гормональном дисбалансе больше подходят для тинейджерских сайтов, лучше пропустите эту часть главы. Честно говоря, я практически это сделал. В двух словах, я был достаточно растерян и несчастлив на протяжении последующих двух лет. Отчасти потому, что теперь я жил в школе-интернате, далеко от дома, неважно, что это было всего лишь в трех станциях метро от Харрингтон-роуд. И, да, как в случае со многими государственными школами того времени, был учитель, чьи действия сегодня привели бы к среднесрочному пребыванию в одном из наименее благоприятных заведений ее Величества.
Но в сухом остатке – подходящая фраза в данном случае – получилось так, что я выпустился из Вестминстера поумневшим и получившим знания у самых лучших и добрых преподавателей, о которых только можно мечтать. На первом месте в списке были наш заведующий интернатом Джим Вудхаус и старший учитель истории Чарльз Кили. Именно он не побоялся рискнуть и присудить мне стипендию. И до последней минуты я тщетно старался оправдать его веру в меня.
История, которую вы смело можете пропустить, начинается летом 1962 года, летом, которое всегда будет ассоциироваться с горько-сладкой песней Брайана Хайланда «Sealed with a Kiss». Тетушка Ви и Джордж-важная-шишка продали свою квартиру на Уэймут-стрит и переехали в дом, который они построили на Итальянской Ривьере недалеко от французской границы, в деревне Ла Мортола, известной садами Hanbury. До сих пор это место остается моим любимым на средиземноморском побережье.