Снимать штаны и бегать

– Да, я бы хотел…

Елизавета обрадовано посмотрела на Василия

– Итак, вы сказали: «Что-нибудь про Славин и 1812 год?» Что-нибудь, как вы изволили выразиться, «погероичнее»?

– Д-да…

– Это был страшный год для России. – Елизавета раскрыла книжицу, лежавшую на коленях. Ее голос зазвучал тихо и немного торжественно:

– 25 августа, император Наполеон, в большой массе штаба и генералов, сделал рекогносцировку, осмотрел положение российского стана. Неприятельских войск атакующих, как показывали потом пленные, было 170 тысяч, да в резерве в 30 верстах 20 тысяч. Российских же войск, как известно, было накануне сражения и грудью стало 100 тысяч.

Россияне начали приготовляться к падению за Отечество молитвою. Утро было проведено в церковной палатке, поставленной в центре армии, в слушании литургии и в знаменовании в чудовный образ Божией Матери Смоленской, привезенной армиею с собою из Смоленска. И почти до вечера входило к ней на поклонение все воинство.

Неприятель же с вечера почти и всю ночь провел в шумном веселии и кликах, увеличил огни и на левом их фланге выставил даже ярко пылающий маяк. Русской же стан ночь покрыла мертвою тишиною, даже огней подле их бивак видно не было.

– Простите, Елизавета! Откуда вы это знаете? – спросил Василий и тут же осекся. – А, ну в смысле, я понимаю…

– Вы ведь хотели свидетельства очевидцев? – почему-то смутилась в ответ Елизавета. – Я продолжу?

– Конечно…

– Пробуждение же в день 26 августа 1812 года пребудет надолго в памяти каждого российского воина, участвовавшего в сей кровопролитнейшей битве. С показанием на горизонте солнца, предвещавшего прекраснейший день, показались из лесу ужаснейшие колонны неприятельской кавалерии, чернеющиеся, подобно тучам, подходящим к нашему левому флангу. И неприятельских батарей, как молния за молниею, одна за другою с громом посыпались ядра градом на стан русской. Палатки, еще в некоторых местах стоявшие, как вихрем, ядрами оными были сняты, и кто в них покоился еще, тот заснул вечным сном. Вставай, Русс! – смерть подошедшая будит и враг бодрствует!

Василия гипнотизировал мелодичный голос, который скрадывал недостатки и витиеватости слога. Вслушиваясь в его мелодию, Василий увидел, как запестрили мундиры, услышал бряцание оружия. На ветру развернулись знамена и плюмажи кавалеристов. Пехотные полки ощетинились пиками и штыками. Артиллерия навела на неприятеля жерла пушек… Пороховой дым закрыл Бородинское поле.

– Пушечная канонада обоюдно начала усиливаться; батареи, выпустивши все заряды, сменялись свежими. – продолжала читать Елизавета – Наконец, и корпуса наши с правого фланга и центра в густых колоннах тихими шагами в безмолвии подвинулись к левому флангу, неприятельская пехота во множестве колонн подходит также. Становится оглушающим гром артиллерий и ружей, тучи облаков густого порохового дыму взносятся в воздух, и, казалось, солнце в сумраке.

В одиннадцать часов одно возвышенное место, где поставлена была одна значительная российская батарея, облеклось облаками густого порохового дыму, сверканием огней, блеском разного оружия. Слышны поминутные крики «Ура!» и «Виват император Наполеон!». Уже французская конница на батарее!

Поле брани уже покрылось множеством бездыханных трупов, лощины и кустарники – множеством стонущих, просящих одного – прекращения жизни – раненых. По рытвинам текла ручейками кровь человеческая, с обеих сторон еще падали мертвы герои. Гром артиллерии, действовавшей от начала и до конца до тысячи с обеих сторон орудий, визгом ядер, грохотом гранат, шумом картечи, свистом пуль возвещал желание неприятеля сбить с места россиян. Но оные мужественно противились, поражали, падали за Отечество и удивляли самих врагов.

Потеря с обеих сторон простиралась до 60 тысяч убитыми и ранеными. Так история судеб и царств человека вместила в себе битву под Бородином в число кровопролитнейших на земле. Тихо приняла земля в хладные свои недра в несколько часов десятки тысяч убитых людей. Но молния небесная, поражающая неприятеля, как ни слаба была, но уже заметна…»

Елизавета замолчала. Глаза ее, казалось, смотрели на Бородинское поле, по которому ручьями текла человеческая кровь. Василий первым стряхнул с себя оцепенение:

– Простите, Елизавета! Позвольте спросить. Что вы мне читаете? Это – ваше?

– Что вы! Это воспоминания одного подпоручика. Участника Бородинской битвы. Гавриила Петровича Мешетича. Вы интересовались, и я позволила себе сделать выборку.

– А он имеет отношение к Славину?

– Нет. В 1812 году он был подпоручиком 2-й батарейной роты 11-й артиллерийской бригады 11-й пехотной дивизии 4-го пехотного корпуса. И…

– Простите, Елизавета! Но нет ли у вас м-м-м… Знакомых из Славина? Тоже с воспоминаниями?