Сними обувь твою

Тонкости уголовного права были ему не под силу. Но и образованный юрист не смог бы отыскать логики в путанице свирепых требований уголовного законодательства. Однако его бессознательное желание насколько возможно смягчать суровые наказания очень неплохо помогало ему. Большинство мелких преступников, которых он судил, были так отчаянно бедны и невежественны, так задавлены нуждой, что не больше него понимали, в чем, собственно, они виноваты. Обычно он начинал с того, что приходил в притворную ярость: стучал кулаком по столу, кричал на обвиняемых и угрожал им страшными карами, которые в конце концов — порой в прямом противоречии с законом — сводились к небольшим штрафам, часто к тому же выплачивавшимся из его собственного кармана. В таких случаях, придя домой, он, словно застенчивый, но хвастливый ребенок, виновато признавался во всем Беатрисе, втайне гордясь своим поступком, но испытывая некоторую неуверенность, пока она, улыбаясь, не одобряла его прегрешения. Она была рада тому, что он занят и доволен; а так как он, по-видимому, возвел ее в ранг своей высшей совести, она честно старалась выполнять обязанности, которые это на нее налагало, но дом и дети требовали слишком большого внимания, и у нее оставалось мало времени и сил на что-нибудь другое, кроме неотложных забот. И хотя она по-прежнему чувствовала себя глубоко несчастной, даже это отступило куда-то на задний план.

Гораздо труднее было переносить мелочи. Его все глубже укоренявшаяся привычка пересыпать свою речь юридическими терминами порой резали изощренный слух внучки судьи Риверса, но она напоминала себе, что хотя он и путает реституцию с конфискацией, все же он полезен мирку, в котором живет. Он со своей стороны неустанно превозносил ее деловитость, трудолюбие и преданность долгу. Как ехидно заметила Эльси, он гордился своей женой не меньше, чем своей лучшей тисдейльской коровой.

Только в одном отношении он мог на нее пожаловаться, но это было то, о чем порядочный человек не говорит ни с кем. Даже наедине с самим собой он избегал думать, почему, несмотря на то, что его молодая жена красива, добродетельна, мила, и он искренне любит ее, священная супружеская близость дает ему так мало. Только однажды, в минуту откровенности, он смущенно намекнул семейному доктору, что его брак, столь счастливый во всех остальных отношениях, не вполне удачен как брак в строгом смысле этого слова. Трудно представить себе жену, которая больше заботилась бы об удобствах мужа, о его чести и интересах, проявляла бы большее терпение и мужество во время болезни, была бы так спокойна и внимательна, но…

Ему не пришлось продолжать — доктор понимающе закивал:

— Да, да; миссис Телфорд — восхитительная пациентка, благоразумная и заботливая мать, но эти умные женщины часто бывают немного холодными…

Так что оставалось только примириться. В конце концов это ее единственный недостаток, который к тому же теперь уже не имел такого значения, как вначале. После четырех-пяти лет брака даже самый преданный муж перестает быть пылким влюбленным.

Беатриса была уже на последних месяцах третьей беременности, когда случилось неизбежное. Как-то зимой Генри в мрачном и подавленном настроении ехал верхом по лугу. Навстречу ему попалась краснощекая девушка, которая почтительно присела. когда он проезжал мимо, а потом поглядела на него через плечо блестящими плутовскими глазами. Это была новая коровница, которую один из соседних фермеров нанял недавно на ярмарке.

В вопросах половой морали у Генри были твердые принципы, которым он неуклонно следовал со времен отрочества. Порядочный человек относится с уважением к родственницам своих друзей, соседей и арендаторов, какой бы репутацией они ни пользовались, а также ко всем честным женщинам, каково бы ни было их положение; по отношению к остальным он обязан проявлять известную корректность, быть щедрым и уметь молчать, если они этого хотят. Кроме того, он, разумеется, обязан, елико возможно, соблюдать супружескую верность.

Генри даже мысленно никогда не покушался на честь мужей и невинность девушек; к распутнику он питал такое же отвращение, как к своднику, браконьеру или паписту. Но у Марты, приехавшей из другого прихода, родных здесь не было; да и вообще о чувствах ее близких задумываться особенно не стоило — целомудрие этой девушки было более чем сомнительно. В деревенском трактире поговаривали, что у нее уже был ребенок от одного фермера, жившего милях в тридцати от Бартона; и все знали, что свое последнее место она потеряла из-за скандала, в котором были замешаны еще двое мужчин. Она была доступна и неразборчива, как здоровая молодая кошка, и поцелуи нравились ей сами по себе, а не только ради нового воскресного платья.