Снобы

– Чарльз! – позвала Кэролайн.

День выдался прохладный, и внутри было заметно холоднее, чем снаружи. Эдит плотно закуталась в пальто.

– Чарльз! – снова крикнула Кэролайн и пошла к двери, которая вела на лестницу, а затем в бывшую столовую, которая теперь служила Чарльзу кабинетом. Эдит следовала за ней.

Комната была заставлена письменными столами и шкафами для хранения документов, холод слегка смягчал электронагреватель в камине, казалось, его открытые спирали одним своим существованием нарушали все мыслимые правила пожарной безопасности.

Они так и стояли, когда противоположная дверь отворилась и на пороге в замешательстве появился Чарльз. К собственному изумлению и даже удовольствию, Эдит поняла, что ее поразило, как он выглядит. Куда девался лощеный джентри, который всегда как будто собирался на съемки для рекламы «Барберри»? Эдит поразило, что ее разборчивый муж выглядит неряшливым и неухоженным. Можно даже сказать, грязным. Ее удивленный взгляд застал его врасплох, и он запустил пятерню в волосы и взъерошил их.

– Привет, – улыбнулся он. – А вот вы, значит, приехали.

Кэролайн тут же попрощалась:

– Я – в Норидж, вернусь через пару часов.

Было даже проще оттого, что она и не пыталась сгладить ситуацию и не несла чепухи вроде «а мы как раз случайно проезжали мимо».

– Понятно, – кивнул Чарльз.

Оставшись с ним наедине, Эдит ощутила в голове странную пустоту, она не знала, что сказать дальше. Она села на краешек стула у огня, как горничная на собеседовании, и наклонилась вперед, чтобы погреть руки.

– Надеюсь, ты не сердишься. Я так хотела с тобой поговорить. По-человечески. И мне уже начинало казаться, что мне так и не дадут. И я просто решила рискнуть.

Он покачал головой:

– Я не сержусь. Совсем нет. – Он помолчал. – Ты… ты прости за звонки и все остальное. Не то чтобы мать ничего мне не говорила. То есть не только это. Ты, наверное, думаешь, что только это. Просто я толком не знал, что сказать. И казалось, лучше предоставить все профессионалам. Но вот ты здесь… – Он замолчал с несчастным видом.

Эдит кивнула:

– Я не знала, что ты обо всем этом думаешь. Я так понимаю, родители хотят, чтобы ты как можно скорее стал свободен.

– А-а, это. – Он застенчиво посмотрел на нее. – Я не против. Честно. Как тебе будет удобно. – Он глядел на нее в недоброжелательном свете голой лампочки у нее над головой. – Как Саймон?

– Нормально. Замечательно. В восторге от своего сериала.

– Хорошо. Я рад.

По его голосу было совсем не похоже, но он старался быть любезным. Эдит снова поразили порядочность и доброта этого человека, которого она отшвырнула так презрительно. О чем она только думала? Собственные поступки иногда казались ей непостижимыми. Как в иностранном фильме. А между тем выбор делала именно она. Разговор, прихрамывая, потащился дальше.

– Кажется, я не попадала в Фелтхэм в это время года. Должна бы, но не помню. Тут очень мило, не правда ли?

Чарльз улыбнулся:

– Добрый старый Фелтхэм.

– Тебе бы здесь пожить. Привести в порядок. Перевезти обратно часть вещей.

Он едва кивнул:

– Думаю, мне будет немного одиноко, если я застряну здесь сам по себе. Как ты считаешь? Но идея неплохая.

– Ах, Чарльз…

Несмотря на весь цинизм, с которым она приступала к этой миссии, Эдит снова стала жертвой собственных оправданий. Как Дебора Керр в «Король и я», насвистывая веселую мелодию, чтобы придать себе храбрости, она заставила себя поверить в то, что она была романтической героиней, утратившей любовь, а не эгоистичной девушкой, которой до слез жалко былого комфорта и хочется обратно в теплый дом. На глаза ей начали наворачиваться слезы.

Может показаться странным, но только сейчас Чарльз в полной мере осознал, что она определенно пришла, чтобы сделать попытку вернуться к нему. До этого момента он все еще размышлял, не приехала ли она, потому что у нее есть какие-то пожелания относительно сроков или финансовой стороны дела. Из-за полного отсутствия тщеславия ему далеко не сразу удалось прийти к очевидному выводу, и он думал, что, может быть, она хочет, чтобы он согласился на что-нибудь, пока адвокаты не сумели его отговорить. Это его не обижало, но если все обстоит именно так, то ему очень хотелось скрыть от нее, насколько он несчастен. И из уважения к ее чувствам, и из вполне позволительной гордости. А сейчас до него вдруг дошло, что дело совсем не в этом, и у него похолодело внутри. Она хочет к нему вернуться.