Снобы

Вечеринка проходила в доме в Хэмпстеде. Эдит показалось, что они добирались туда целую вечность и на первый взгляд – по крайней мере, с улицы – таких усилий дом не стоил. Внутри все следы пребывания рабочих, обустроивших дом в 1890-х, были поглощены морем сверкающих деревянных полов и скрытых светильников. В огромной гостиной собралось несколько небольших групп, которые что-то горячо обсуждали, но самый громкий шум, разумеется, доносился из кухни этажом ниже. Мы с Аделой стояли у плиты, в окружении мисок с бобами и пастой, сдобренной странными морскими существами, когда они вошли. Я почувствовал, как Адела толкнула меня локтем, продолжая беседовать с безработным дизайнером, с которым мы никак не могли прекратить разговор.

Хозяйка дома подошла к Саймону и поцеловала его в щеку, не переставая рассматривать Эдит.

– Сначала выпейте, а потом позвольте мне вас представить. Вы знакомы с Дэвидом Сэмсоном? – Она указала на знаменитого комика, который оказался рядом, едва они появились на пороге.

Эдит улыбнулась и протянула ему руку, но он тут же поднес ее к своим белесым губам:

– Леди Бротон.

Эти его знакомые смачные интонации, он покатал имя на языке, наслаждаясь вкусом. Он произнес ее имя достаточно громко, и все стоявшие неподалеку оглянулись и мгновенно сопоставили Саймона и Эдит с историями, которые читали или слышали. Раздался негромкий ропот, их заметили. Эдит приняла подобострастие Сэмсона холодно, кажется, сказала негромко:

– Просто Эдит.

Но Сэмсона так просто с толку не собьешь. Он схватил ее под руку и приготовился провести по комнатам. Он обернулся к озадаченной группе поблизости и объявил:

– Вы знакомы с графиней Бротонской?

Не стоит и говорить, Эдит была в аду.

Я бы немедля спас ее, но Адела удержала меня. Я вот думаю, не испытывала ли она злорадного удовольствия от того, что Эдит демонстрировали, как пленницу римского триумфатора. Адела никогда не рисковала своим положением в старом лагере, отправляясь завоевывать новый, и я полагаю, ей было трудно не испытать победного волнения. Саймон подошел к нам, сияя. Есть люди, которые содрогаются от одной мысли оказаться «предметом» новостей, и есть, наоборот, те, кто жить без этого не может. Саймон был из последних. Пока все присутствующие с легким любопытством провожали его взглядами, он был в своей стихии. Мы отошли, оставив Аделу обрабатывать ради меня довольно мрачного директора по кастингу.

– Как дела? – спросил я.

– Отлично! – ответил Саймон. – Замечательно.

– И что будет дальше?

– В смысле?

– Развод, свадьба, заявление для прессы?

Саймон поднял брови и развел руками.

– Ну и ну! – воскликнул он и рассмеялся, сверкнув зубами. – Ты говоришь совсем как моя мать.

Очень легко забыть, что даже у таких людей, как Саймон, бывают матери. Какая-нибудь достойная вдова мелкого чиновника в квартирке в Лезерхеде, не понимающая, что происходит. Он меня порядком разозлил.

– Знаешь, ты зашел очень далеко. Разве ты не видишь, что сделал больно многим людям?

Он погладил меня по щеке:

– Да ладно тебе.

Безусловно, Адела получила от вечера огромное удовольствие. Настолько же, насколько Эдит измучилась, пока ее водили по комнатам, словно священную корову. Адела наблюдала, как Эдит старается завести светскую беседу с людьми, которые так поразительно походили на обычных людей – тех самых, от которых Эдит так хотелось навсегда сбежать в юности, на что она потратила столько сил и времени. По иронии судьбы, как бы ни был ей ненавистен мир игры в имена, Эдит постепенно привыкла к утешительному уюту закрытых клубов. И вдруг она снова оказалась в чистом поле, где никто не знал тех, с кем она знакома. Она была на грани паники. О чем говорить с людьми, с которыми у вас нет ни общих интересов, ни общих знакомых? Проведя столько времени в Бротоне, она и забыла.

– Надеюсь, она довольна тем, что происходит, – сказала Адела, кутаясь в пальто, когда мы тронулись в длинный путь на юг.

– Да?

– Нет, ну правда! Что она натворила? И уйти, не родив ребенка! Теперь, если дверь захлопнулась, она захлопнулась навсегда. Какая дура!

Меня до сих пор временами повергала в шок житейская мудрость моей жены, которая так прекрасно уживается в ней с ее большой и – я точно знаю – вполне искренней добротой.

– Разве не лучше, что у них нет детей?

– Лучше для кого? Лучше для Чарльза и Гуджи. Не для нее. Родить наследника – единственно верный второй шаг первой жены. Вспомни триумф Консуэло Вандербильт, когда она вернулась в ненавистный Бленхейм в качестве матери нового герцога. Для малышки Эдит подобное уже невозможно. – Она устало вздохнула. – А он!

– Я думал, он тебе довольно симпатичен.

– Он приятный, этакий миленький глупенький блондинчик, но вряд ли это судно, которому можно доверить такой важный груз, как счастье всей твоей жизни. О чем она только думает!

* * *