Сногсшибательная Мэри (ЛП)

Поэтому я решаю просто ни о чем не думать хотя бы минуту. Начинается новый эпизод «Как это сделано», и, конечно же, поскольку я тот еще везунчик, в нем речь пойдет об ароматических свечах, замороженном апельсиновом соке, макаронах и... боксерских перчатках.

— Просто прекрасно, — шепчу я в экран, отчего Энни шевелится в моих объятиях. Я чувствую себя чертовски ужасно из-за произошедшего. Никогда в своей жизни я не бил кулаком в стену до сегодняшнего дня, пока этот ураган по имени Майкл не взорвал мою жизнь.

Ладонью я касаюсь лба малышки, чтобы проверить, не горячий ли он. Ей жарко — во сне Энни, как и мне, часто жарко, и теперь она похожа на горячий маленький комочек, — поэтому я снимаю с нее одно одеяло, а затем другое.

Мне все еще трудно уложить в своей голове происходящее. Я столько времени в разъездах, что у меня нет даже комнатного растения. А теперь у меня есть ребенок.

У меня есть ребенок.

Энни моя.

Бл*дь.

Всевозможные мысли — детали, идеи, планы, юридические формы — заполняют мою голову. Первое и самое главное — это законно усыновить её. Майкл ни в коем случае не заберет ее обратно, не будет дергать ее. Он причинил достаточно вреда. Вероятно, нужно как можно скорее обратиться к детскому психологу. Если есть хоть какой-то шанс минимизировать вред от ужасного воспитания моего брата и того факта, что ее бросила сначала мама, а потом папа, то чем скорее Энни начнет говорить об этом, тем лучше. А была ли она у обычного врача в этом году? Делали ли ей какие-нибудь прививки, все ли нормально у нее со здоровьем? Майкл никогда не кормил ее досыта, сколько бы денег я ему ни давал. Ублюдок.

Однако ничто из этого не является сейчас более важным, чем Мэри. Я знаю, что смогу позаботиться об Энни, но не хочу делать ничего без Мэри рядом со мной. И у меня никогда не будет другого шанса, если я потеряю ее сегодня.

Я откидываю голову на подушки дивана.

— Рабочий дважды прошивает швы боксерских перчаток...

Укачивая Энни, я протягиваю руку, чтобы взять свой телефон. У меня разбивается сердце, когда я вижу, что Мэри все еще не написала и не позвонила мне. Я увидел страх и ужас в ее глазах, когда вытащил руку из стены. Я помню, что она говорила мне за ужином о насилии и гневе. О ее бывшем. Я помню, как сказал: «Тебе не нужно беспокоиться об этом со мной». Но я солгал, сам того не желая. Гнев. Гребаный предохранитель Фалькони. Я так старался сдерживаться в течение стольких лет. Я выпиваю максимум две кружки пива из-за гнева. Я медитирую из-за гнева. Это дерьмо следует за мной повсюду, как пресловутый черный пес. Это часть меня, и я знаю, как с этим справиться. Но не сегодня, сегодня я не справился. А это значит, что я единственный, кто будет виноват в потере Мэри.

Я не могу позволить себе так думать. Не могу. Ещё нет. Сейчас я должен сосредоточиться на том, что передо мной, то есть на Энни и на завтрашней игре. Христос. Поэтому я беру телефон и звоню Вальдесу. На заднем плане слышится хаотичный шум, люди смеются и чокаются бокалами.

— Счастливого Дня благодарения, чувак! — говорит Вальдес.

— Медведь, мне нужна услуга.

— Андале, конечно. Что нужно?

Мысленным взором я вижу его маму. Пухленькая, хорошенькая леди с мягким голосом, которая однажды приготовила мне на день рождения четыре дюжины эмпанад. Мария Дель Кармен.

Мария.

Мэри.

Бл*дь.

Возможно, все вокруг будет вечно напоминать мне о ней.

— Мне нужно знать, сможет ли твоя мама присмотреть за Энни в эти выходные. Мне нужен кто-то, кто бы смог присмотреть за ней и немного побаловал, — говорю я. — Мне нужно знать, что она в безопасности.

Вальдес даже не спрашивает об этом маму.

— Конечно, бро. Конечно. Для нее это будет честью. Слушай, ты не хочешь приехать? Мы собираемся играть в «Парашюты и Лестницы».

Волна печали накатывает на меня из-за большой семьи, которая у него есть. Любовь. Хаос. Жена…

— Нет. Но спасибо.

— Ты в порядке? — спрашивает Вальдес.

Нет, это не так. Определенно, бл*дь, нет. Но я говорю, что да, и заканчиваю разговор.

Подхватив малышку на руки, я прижимаю Энни к груди, пока делаю для нее что-то вроде домика из одеял. Я укладываю ее внутрь и убеждаюсь, что ее голова снова лежит на подушке. Крепко спящая, она подносит большой палец ко рту. Я сажаю ее жирафа рядом с малышкой и накрываю ее. Оказавшись на кухне, я стараюсь не смотреть на индейку, булочки и жалкое подобие сладкого картофеля, которое я собирался попробовать приготовить. Вместо этого я достаю двухфунтовый пакет куриных наггетсов в форме динозавров и раскладываю их на тарелке. Засунув ее в микроволновку на тридцать секунд, я сажусь за стол и впадаю в задумчивость. И тогда я замечаю пирог, который оставила Мэри. Прекрасный пирог с горстью орехов пекан, расположенных сверху в виде сердца.

Я слышу шорох на диване и вижу, как Энни садится. Ее волосы растрепаны на макушке, и она сжимает одеяло в своих маленьких пальчиках, оглядываясь вокруг.

— Папочка?

Микроволновка звенит, и я открываю ее.

— Его сегодня здесь нет, Джеллибин.