Внезапно у меня перед глазами всплывает скоростная автострада Дэна Райана.
Он фыркает.
— Возможно.
— Не могу поверить, что не узнала тебя, — шепчу я. — Ты, вообще-то, знаменит!
Он качает головой.
— Это было потрясающе. Я бы хотел, чтобы ты и сейчас не знала.
Но я знаю. Тут уж ничего не поделаешь. Джеймс Фалькони, 34 года, 128 килограмм, 2 метра ростом — мой пациент.
«
— Милый шарфик, — говорит Джимми, проводя языком по зубам.
Я широко, до боли, открываю глаза, и моргаю, глядя на него и крепче прижимая шарф к шее.
— Моя соседка по комнате спросила, не напал ли на меня пылесос. Она пыталась угадать марку!
Джимми улыбается, и у него на щеках появляются те самые очаровательные ямочки. Затем он сдвигает руку вниз за голову и чешет шею, а потом, будто бы случайно, проводит пальцами по моим бедрам.
Не случайно. Я издаю тихий всхлип.
Потом прочищаю горло. Я наклоняюсь и достаю из сумки жвачку, разворачивая её осторожно и сосредоточенно. Как будто, только я положу жвачку в рот, настанет время приступить к делу.
Ладно. Делу время, как говорят «Летучие конкорды»1
. Условия идеальные. Я кладу освежающую Джуси Фрут2 на язык и расправляю плечи.— Хорошо, Мистер Фалькони, — я смотрю на свой планшет, который прикрепила к форме для заметок, и читаю вслух: —
Джимми, явно смущённый, тяжело сглатывает.
— Да, — говорит он, морщась и держась за ногу. — Но прямо сейчас мне чертовски больно в другом месте, — его рука скользит вниз к бедру, а огромный большой палец лежит на яйцах.
Мысленно я успокаиваю себя. Я работала с самыми разными пациентами и могу быть объективной. Я могу быть профессионалом. Это всего лишь пах.
Я смотрю на его брюки. Нет, это не просто пах, и я знаю это по собственному опыту. Это тот ещё
Только вот ничего не происходит. Мы здесь. Я здесь. Он здесь. Фрэнки отсыпается от своей кроксо-ярости. И если я сейчас сбегу, доктор Кертис
Держась одной рукой за плечо Джимми, я протягиваю руку и тащу тележку, полную терапевтического оборудования — ленты, бинты, шарики, кремы, лосьоны, к столу.
— Давай посмотрим, — говорю я, ощупывая повреждение через штаны.
Глаза Джимми встречаются с моими, и я делаю глубокий успокаивающий вдох, держась за его руку.
— Я должна, — шепчу я.
— Чёрт. Я знаю, — он смотрит мимо меня, проверяя, чисто ли на горизонте. — Это горячо? Это тебя заводит?
— Прекрати сейчас же, — я с силой жую свою Джуси Фрут. — Но да.
— Господи, — он поправляет свои яйца таким образом, что просто источает мужественность. Альфа-волк. — Я не могу выбросить тебя из головы.
— Два часа прошло!
— Этого времени дохрена, чтобы зациклиться на тебе.
Ну и как я намереваюсь проверять его пах, если он так бесстыже флиртует, что я краснею? Невозможная ситуация. Но другого выбора у меня действительно нет.
— Ты не мог бы подвинуть свои... — я многозначительно кашляю и опускаю взгляд на его выпуклость.
Джимми опускает руку в штаны и обхватывает себя руками, отодвигая свой... свой свёрток... в сторону. Это единственное подходящее слово.
Пальцами я деликатно осматриваю проблемное место и чувствую, что это спазм мышц, а не разрыв. Но через одежду сложно определить наверняка.
— Ничего, если я спущусь на слой ниже? — спрашиваю я.
Джимми делает вид, что кашляет в свой локоть, и я почти уверена, что слышу, как он рычит: «
Я беру с тележки баночку крема из арники и зачерпываю ложкой в ладонь, разогревая его. Джимми поднимает пояс своих боксеров, освобождая мне место. Я вижу, что они, как и тренировочные штаны, любезно предоставлены Costco. В совершенно слабой попытке завязать разговор, я говорю:
— Я сама девушка Costco.
Я двигаю вверх боксеры с его правой ноги к паху, чтобы прикоснуться к коже.