Сногсшибательная Мэри (ЛП)

      Он моргает. Его глаза мерцают.

      И снова готовлюсь к тому, что он скажет. «Ты можешь нанять няню!» Или «На всякий случай всегда есть детский сад».

      Прямо сейчас я чувствую себя слишком уязвимой и окаменевшей. Джимми тоже должен почувствовать, как я открыта перед ним. Как я только что добровольно разорвала себя на части.

      Выражение его лица меняется от смущенного к спокойному и умиротворенному, а затем он говорит:

— Я могу понять.

      Что за красивые и честные слова. Джимми держит мою руку в своей, все еще оставаясь твердым внутри меня.

— Это я понимаю.

— Правда?

— Да. Это действительно так.

      Я медленно выдыхаю.

— Разве это не проблема?

Не знаю, что со мной происходит, но мои губы начинают дрожать. Я думаю о том, что он сказал мне вчера вечером, и о том, как сильно я была увлечена этим, но сейчас все по-другому.

      — Для меня? Для нас? — Джимми качает головой без малейшего колебания. — Черт возьми, нет.

      Я позволяю себе погрузиться в Джимми чуть глубже. Думаю, что он все еще такой же жесткий, как и раньше, но теперь он стал частью меня, стал настолько един со мной, что трудно объяснить это словами. Мы просто здесь, вместе.

      — Как бы я ни старалась, эта мысль не укладывается у меня в голове. Дети кажутся мне концом света.

      Джимми снова кивает, но ничего не говорит. И мне приходится снова заполнять тишину.

— Ты, наверное, думаешь: Что за ужасные вещи ты говоришь? Что за женщина может так думать?

      Джимми улыбается.

— Знаешь, что я на самом деле думаю? — он слегка приподнимается, все еще оставаясь внутри меня. Я обхватываю его ногами, удивляясь тому, как это естественно. Не секс ради секса — чтобы кончить, кричать и стонать в подушку. А просто, чтобы быть вместе. Только мы. В середине дня. — Если ты не хочешь детей, значит, так тому и быть. Я полностью это понимаю.

      Без всякого предупреждения слезы начинают катиться по моим щекам. Я чувствую себя такой свободной, сказав это.

      — Дети и меня, бл*дь, пугают, — говорит Джимми, крепко обнимая меня. Он прижимается щекой между моих грудей, и я обнимаю его голову.

      Одна из слез падает с моей щеки и приземляется на тыльную сторону моего большого пальца, а затем скатывается в его волосы.

— Серьезно?

      Джимми кивает.

— Да. Пугают меня до смерти.

      Я улыбаюсь и провожу пальцами по его волосам.

      — Они как не социализированные взрослые. Жуткие. Энни — нет, но это только потому, что я ее знаю.

      Энни. О, черт. Я совсем забыла про Энни, рассказывая, как одна мысль о детях заставляет меня хотеть сбежать. Но сейчас мы должны быть честны друг с другом. Все дело в правде. И то, что я сказала — правда. Простая истина.

      — Женщины принимают на себя основную тяжесть, — говорит Джимми как ни в чем не бывало. — Им достается больше всех. Не имеет значения, что кто-то говорит.

      У меня снова начинаются течь слезы, но не от горя, а от восхитительного чувства облегчения. Джимми вытирает слезы с моих щек и шепчет:

— Теперь моя очередь.

      — Да.

      Он обнимает меня за талию, и я чувствую, как его пальцы касаются моего позвоночника.

— Знаешь, мне это нравиться. Чертовски сильно.

      — Мне тоже, — шепчу я в ответ. — Не думаю, что это было бы так с кем-то, кроме тебя.

      Он делает глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Я чертовски боюсь, что завтра проиграю. Что вся моя карьера пойдет коту под хвост. Всю свою жизнь я беспокоился о завтрашнем дне и игре, которая может все изменить. Если мы завтра выиграем, то поедем на чемпионат. И если мы выиграем чемпионат, то попадем в Суперкубок. Я проиграл множество таких игр, Мэри. В моей голове и в прошлом. Другого шанса у меня не будет.

      — Ты думаешь, что проиграешь? — я слегка наклоняюсь вперед. При этом я непроизвольно сжимаюсь вокруг него, и Джимми стонет. Так что я расслабляюсь, расслабляюсь и снова расслабляюсь. Пока мы снова не станем единым целым.

      — Да, я думаю, что проиграю, — говорит он с затуманенными глазами. — Не смей никому об этом говорить, но я думаю, что проиграю.

      — Но почему?

— Я не знаю, — говорит Джимми, прижимаясь лбом к моей грудной клетке. — Потому что я ни хрена не помню, как побеждать.

      — Ты выиграл на прошлой неделе, — успокаиваю я его.

      Джимми смотрит на меня снизу вверх.

— Да.

      — И…

      — Это другое. Завтра игра важнее. Это еще хуже.

Такие мысли я уже слышала от него раньше. Джимми думает не о том, как праздновать победу, а беспокоится о возможности испортить все в следующем раунде. На самом деле многие люди всю жизнь больше беспокоиться о своем провале, чем о победе. Но если бы я могла стереть такой настрой из головы Джимми, то сделала бы это. Чтобы он увидел, какой он замечательный. Какой сладкий и талантливый.

      — А что будет, если ты выиграешь? — спрашиваю я. — А что будет, когда ты выиграешь?

      Джимми отрицательно качает головой.

— Этого не случится. Но не говори команде, что я так думаю.

      — Ничто из того, что ты мне скажешь, не выйдет за пределы этой комнаты. Когда-либо.