Сноходец

Третий свой крест Яринка возьмет сама, сняв его с шеи дорого ей человека. Тогда, когда его тело уже остынет. Третий крест понесет она с собой, украсив им древко знамени отмщения. Но об этом позже.

Первые слезы. Взрослая.

— Тебе надо, значит, сама все сделаешь, — бросила пренебрежительно Мария, отправляясь устраивать Ларису в школу. Яринка лишь похлопала ресницами в недоумении, не совсем понимая, как в свои двенадцать лет она может сделать такое — перевестись в новую школу. А потом стиснула кулаки, сгребла в подмышку свои и Сашкины документы, схватила брата за рукав и потащила за собой, принимая вызов:

— Не бойся, мы пойдем другую школу, а то твоя Ларисочка не выдержит сравнения с нами.

Небольшое двухэтажное здание СШ N2 маленького провинциального городка не шло ни в какое сравнение с той школой, в которую Яринка ходила в Торезе. Девочка лишь сжала кулаки сильнее и вошла в дверь. Побывавшая в двух учебных заведениях прежде, она как-то неосознанно привыкла к тому, что директор — женщина. И была шокирована, обнаружив, что здесь всем заправляет импозантный мужчина средних лет… почти гигантского по меркам девочки роста. А может, и не только ей он таким казался. Директор обладал поистине внушительной внешностью, подтянутый, широкоплечий, спортсмен в костюме-тройке… и все же рост оказался выдающимся — почти два метра. Позже новоиспеченная ученица узнала, что вопреки ее предположениям, директор вовсе не является спортсменом и физруком. Он был преподавателем истории.

— А почему вы без родителей? — поинтересовался директор после приветствия. Он был вежлив, низкий бархатный голос звучал мягко и доброжелательно. Надолго в памяти Яринки останется этот учитель истории идеалом мужчины. Он был настолько величественен и красив, что это могла заметить и оценить даже маленькая девочка. Посеребренные сединой, густые, слегка вьющиеся волосы придавали весомости, очки в дорогой роговой оправе — уважения. Директор являлся своего рода образчиком мужественности и был любим и уважаем всею школой, включая как учителей, так и учеников. Строгий, выдержанный, неизменно вежливый, любящий порядок во всем, он по-своему держал в ежовых рукавицах весь коллектив, сделав школу едва ли не лучшей в области.

— Они в командировке, — не моргнув глазом, соврала Яринка, опередив брата, пока тот не рассказал правду. Потому что правда была слишком горькой и нелепой.

— Так может, вы придете, когда они вернутся? — спросил директор, удивленно глядя на мелкую нагловатую девочку.

— Их внезапно отправили, а вернутся только второго сентября… Уже ведь уроки начнутся. Не можем же мы с братом пропускать занятия? — она умела смотреть прямо и не бояться. И позже тоже не станет бояться этого громадного дядьку, хотя отчитывать ее за поведение он будет много раз.

— Вот как. Значит, так сильно тянетесь к наукам? Давайте ваши документы, посмотрим, — он улыбнулся и протянул листы бумаги — написать заявление с просьбой зачислить в школу. На директора, учителя с многолетним опытом, смотрели во все глаза два сорванца: хоть мальчик и молчал пока, но взгляд не отводил, смотрел прямо и с вызовом. Дерзкий. Девочка же и вовсе выглядела рыжим ураганом, способным переть напролом через любые преграды. Такие редко бывают заучками-ботанами. Хороших оценок в табелях не предполагалось. И все же брови Николая Ивановича удивленно поползли вверх. Как в табелях за последний класс, так и в личных делах в выписке погодичных оценок красовались круглые пятерки. И лишь по языку у обоих детишек вырисовывались четверки. — А почему четверки? — не удержался от вопроса директор, поняв, что детки перед ним не только дерзкие, но и образованные.

— А сейчас поймете, — Яринка очаровательно улыбнулась и протянула свое заявление директору. Брат последовал её примеру. Николай Иванович едва сдержал смех.

— В хирурги собираетесь? — пряча улыбку, директор рассматривал почти "медицинские" каракули обоих. И Саша, и Яринка писали как курица лапой, за что и занижались постоянно оценки по языку. За почерк, который разве что с дешифратором разбирать.

— В патологоанатомы, — не растерялась девочка.

— Ира, да? Слишком длинный у тебя язык. Смотри, как бы не пострадала из-за него, — и все же он улыбался. Ему понравилась эта ученица. Позже он неоднократно встанет на ее защиту.

— Да я привычная, не беспокойтесь. Страдаю… — Яринка ответила улыбкой.

А вернувшись домой она плакала. Впервые плакала по-настоящему, а не из-за разбитой коленки или детской обиды. Злые колючие слезы понимания того, что она не нужна собственной матери, что ее не любят — просто терпят. Что ее не выбросили, не отдали бабушкам на воспитание лишь потому, что Мария не хотела слухов о себе, как о матери, отказавшейся от собственного ребенка. Наверное, с того момента цвет глаз девочки с наивной детской зелени стал меняться на темно-серую сталь. Взрослую.