Снова будешь моей. Мой Консерватор

Боже, как же всё мерзко и противно. Хочется накрыться одеялом и проснуться дома, в своей постели.

Ксюша начинает реветь ещё больше, все её лицо залито тушью. Надзиратели выходят из кабинета и закрывают нас на ключ.

Тут же кидаюсь к подруге, обнимаю её со всей силы.

- Милая моя, прости, прости, прости. Я не знаю, зачем я вообще с ним связалась.

- Что теперь с нами будет? - всхлипывая, шепчет подруга. - А если они сообщат на работу?

Ксюша работает заместителем директора в ювелирном магазине недалеко от моего офиса.

- Меня уволят и больше никуда не возьмут, - продолжает реветь подруга, - в ювелирках с этим строго.

- Не уволят, не переживай ты так.

Вдруг она замолкает, смотрит на меня огромными затравленными глазами и выдает:

- А если они нас изнасилуют? Я слышала в новостях, такое бывает.

- Ну прекрати, никто нас насиловать не будет, - успокаиваю подругу, гладя по плечу.

Сама же начинаю ещё больше нагнетать себя внутри.

Держать эмоции под контролем получается все хуже. Цунами из слез стоит где-то у глаз, совсем близко. Сжимаю руки в кулаки, ногти впиваются в нежную кожу, оставляя следы.

По ощущениям в молчаливом ожидании проходит около пары часов, за которые я окончательно трезвею. Мы слишком напуганы, чтобы болтать. Но я благодарна подруге, за то, что она хотя бы вслух не обвиняет меня в случившемся.

Когда наконец-то удаётся задремать на неудобном стуле, дверь открывается и возвращается Долговязый. Мрачно осматривает нас и громко произносит:

- На выход.

- Куда вы нас ведёте? - испуганно спрашиваю, прижимая руки к груди. Неужели и правда насиловать будут.

- Свободны. Просим прощения, вышло недоразумение.

- Недоразумение? - возмущённо говорю я.

- Недоразумение, - повторяет, кивая полицейский, - Вас задержали до выяснения обстоятельств. Статья двадцать семь пункт пять. Сейчас свободны.

Разворачивается и выходит

Ничего не понимая, бредем по коридору за ним. На выходе выдают наши вещи, и мы во всей красе вываливаемся на улицу.

Надо срочно вызвать такси. Хочу домой, поскорее снять это дурацкое платье и смыть с себя запах отделения.

До сих пор не верю в то, что нас отпустили и этот ужас закончился. Да куда делся этот телефон? Стараюсь выловить его со дна сумки.

- Насть, - тихо произносит Ксюша и головой кивает в сторону небольшой стоянки.

Перевожу взгляд в том же направлении и замираю. Возле знакомого БМВ две больших мужских фигуры. И одна из них до мелочей мне знакома.

Чёрт.

Подходим к мужчинам ближе. Просто глупо будет не подойти, учитывая, что теперь стало понятно, почему нас так быстро отпустили.

Андрей в черном спортивном костюме и кроссовках стоит, прислонившись к капоту машины. На лице играют скулы, губы сжаты. Рассмотрев в подробностях мой помявшийся наряд, с обманчивым спокойствием произносит:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Уже нагулялась?

18. Настя

Его глаза прожигают насквозь, а тон щёлкает по носу издёвкой. У меня нет сил. Противостоять, оправдываться.

Вообще что-то говорить.

Взгляд Андрея скользит по вырезу моего платья на левом бедре. Я знаю, что это слишком. Даже для меня. Только, пожалуйста, не надо меня отчитывать сейчас.

Из его рта вылетает смачное "Блядь". Ноздри раздуваются от напряжения.

За всей картиной, сложив руки на груди, мрачно наблюдает Глеб. Если честно, я вообще не помню его улыбающимся. Ксюша стоит рядом со мной, белая как моль.

Андрей расстегивает замок спортивной кофты и кидает её в меня.

- Оденься, - холодно приказывает, - Глеб ты домой? Подкинешь Ксению!? Тебе должно быть по пути, - обращается уже к брату.

Старший Громов скептично обшаривает взглядом мою подругу. По итогу морщится с отвращением, будто увидел что-то неприятное, и ухмыльнувшись выплевывает:

- Нет уж, давай сам.

Хамло!

Ксюша мгновенно краснеет, как помидор на грядке. Сжимаю с силой её руку и шепчу, чтобы не обращала внимание.

- Сам так сам. Спасибо, что приехал, - пожав руку брата, Андрей занимает водительское сидение БМВ.

Понуро бредем к машине, я сажусь рядом с водителем, подруга размещается на заднем кресле.

По городу едем в щемящей тишине. Я вновь и вновь прокручиваю события этого вечера. Осознание, чем бы это могло все закончиться для меня и для Ксюши, бьёт по голове, как кувалдой.

Как только подруга тихо прощается, Андрей развернувшись ко мне, требовательно спрашивает:

- Расскажи мне, как всё было.

- Не хочу, - выпаливаю нервно, - не могу... Не сейчас, Андрей.

Опустив голову, рассматриваю свои дрожащие пальцы, глаза начинают слезиться.

В машине холодно и как-то напряженно. Я не ждала, что он будет успокаивать меня, но сейчас мне хочется обычного человеческого участия.

- Тебя обижали? Трогали? - Вновь спрашивает с холодом.

- Нет... никто меня не трогал.

Видимо из-за того, что чувствую себя сейчас совсем одиноко, плотина из слез наконец-то прорывается. Ком в горле увеличивается так, что вдруг становится нечем дышать.

Боже, я совсем одна в этом мире, ну сколько можно так жить? Почему я душой приросла к Громову так, что даже год с Давидом ничего не изменил. А Андрей такой...

Бездушный что ли...