– Не напоминай даже... – Энджел выдавил на губах неуверенную улыбку и нервно заходил по комнате, посматривая то в сторону Лининой комнаты, то в сторону входной двери. С каждой минутой он становился все более серьезным.
Мадлен, сидевшая на диване, похлопала по месту рядом с собой:
– Присядь.
Энджел подошел и плюхнулся рядом. Обняв Мадлен за плечи, он притянул ее к себе.
– Я что-то так нервничаю, даже неловко. Как будто кот на горячей крыше. Я ведь абсолютно ничего не знаю о том, как должен в такой ситуации вести себя отец. И совсем не уверен, что сумею когда-нибудь этому научиться.
Она теснее прижалась к Энджелу, чувствуя исходящее от него приятное тепло и комфорт. Как хорошо ей было чувствовать руку Энджела на своих плечах.
– Добро пожаловать в мир родительских переживаний. Если хочешь знать, быть родителем – это даже не работа, а сплошное приключение.
Возникла тишина, в которой как-то особенно отчетливо было слышно потрескивание поленьев в камине. Мадлен и сама все еще волновалась по поводу танцев, на которые отправлялась дочь, но оттого, что Энджел был рядом и тоже волновался за Лину, ее тревога превращалась в нечто вроде шутки.
– Наверное, именно так большинство родителей реагируют на первый школьный вечер, куда отправляется дочь с молодым человеком.
Энджел обернулся к Мадлен, лицо его было серьезным.
– Меня пугает то, что я не знаю, как вести себя. Она погладила его по щеке.
– Тебя это пугает, потому что отцовство – это навсегда и потому что ты давно уже не безответственный подросток. – Она говорила, и у Энджела становилось все грустней на душе. – Но пока ты все делаешь отлично, ведешь себя, как надо.
Прежде чем Энджел успел что-нибудь ответить, раздался звонок в дверь.
Они отпрянули друг от друга, причем это вышло у них как-то инстинктивно, словно у парочки подростков, застуканной родителями. Посмотрев друг на друга, они громко рассмеялись.
Потом Энджел со вздохом поднялся со своего места, подошел к двери и впустил Захария.
– Захарий Оуэн, – с расстановкой произнес Энджел, критически разглядывая молодого человека.
– 3-здравствуйте, мистер Демарко.
В ответ Энджел и не подумал улыбнуться. Он повернулся к Мадлен.
– Дай-ка мне фотоаппарат, хочу снять этого парня – на тот случай, если потом придется устанавливать его личность.
– Я... я...
– Энджел! – со смехом воскликнула Мадлен, поднимаясь со своего места.
Энджел неожиданно расплылся в улыбке и хлопнул Захария по спине.
– Это такая невинная родительская шутка, не бойся. Зак немного расслабился, смущенно кашлянул и выдавил на лице бледную улыбку.
– Ага...
– К полуночи ты доставишь ее домой? – внезапно строго спросил Энджел.
Зак кивнул, показав свои наручные часы:
– Обязательно.
– Батарейки в часах хорошие? Если нет... – И Энджел начал было снимать с руки «Ролекс».
Мадлен схватила Энджела за запястье и так сжала, что тот сморщился от боли.
– Не волнуйся, Захарий, – сказала она, глядя на Энджела выразительными глазами. – Мы тебе вполне доверяем.
Но на лице обернувшегося к ней Энджела не было заметно и следа доверия. Его густые темные брови совсем сошлись у переносицы, губы были плотно сжаты. Он открыл было рот, намереваясь что-то сказать, но Мадлен отрицательно покачала головой: не надо.
Энджел глянул сначала на Захария, затем на Мадлен.
– Схожу потороплю Лину, – сказал он.
У него был такой угрюмый вид, что Мадлен даже рассмеялась.
– Да, уж будь так добр.
Энджел взял букет роз и направился к комнате Лины. И нужно отдать ему должное – он ни разу не оглянулся. Мадлен ободряюще улыбнулась Захарию.
– Он еще только учится быть отцом. Захарий смущенно теребил воротничок рубашки.
– У него все отлична получается.
После этого повисло неловкое молчание. Мадлен исподтишка разглядывала молодого человека. Во взятом напрокат темно-синем смокинге он казался долговязым и каким-то очень уж худеньким, песочного цвета челка падала на лоб. Щеки его выглядели так, словно он долго тер их наждачной бумагой.
Прежде чем Мадлен успела осведомиться, как идут дела в школе, раздался звук открывшейся двери, и, подняв голову, Мадлен увидела вышедшую Лину.
У Мадлен перехватило дыхание. Лина остановилась посреди холла, глядя на отца. Темно-синее вечернее платье красиво облегало ее худенькую ладную фигурку, бархатная ткань переливалась оттенками от густо-синего до почти черного. Иссиня-черные волосы Лины были зачесаны ото лба назад и забраны серебристой лентой – в тон сумочке и туфлям.
Лина выглядела такой взрослой. Мадлен охватили самые разнообразные чувства: то были и сожаление, и страх, и гордость. Она вдруг поняла, что пройдет совсем немного времени, и ее маленькая девочка превратится в женщину и скоро будет жить собственной жизнью. От этой мысли на глаза навернулись слезы. Смахнув их ладонью, Мадлен посмотрела на Лину, потом на Энджела. Когда он протянул дочери розовые розы, Мадлен даже дышать перестала. И у Лины, она сумела разглядеть, тоже слезы выступили на глазах.