Снова любить…

Тетя Джейн оглядывает ее с ног до головы.

– А макияж зачем?

– Мам, мы просто хотим хорошо смотреться в кадре.

– Я думала, вы устали.

– Так и было, – продолжает Фрэнки, теребя браслет. – А теперь мы возобновились.

– Она имеет в виду «восстановились», – объясняю я тете Джейн.

– Ну да. А покрывала вам зачем?

– На звезды хотели посмотреть.

У Фрэнки, как всегда, заготовлены ответы на все случаи жизни. Тетя Джейн переводит взгляд на меня, потом на покрывала и снова на свою дочь, тяжело вздыхает и качает головой:

– Фрэнки, я…

– Мам, кстати, а чего ты тут делаешь одна?

Нет денег на адвоката? Фрэнки «Хитрюга» Перино выиграет любое дело!

Тетя Джейн открывает рот, но Фрэнки ее опережает:

– Хочешь, мы и тебя поснимаем?

Она бежит обратно к лестнице, достает из сумки камеру, и от этого наша дурацкая ложь становится чуть больше похожей на правду. Тетя Джейн смеется.

– Ладно, ладно. – Она вскидывает руки и выталкивает нас на лужайку. – Только давайте не будем уходить с веранды. Сегодня прохладно.

Сегодня? Интересно, а в другие разы, когда ее сумасшедшая доченька на пару со мной убегала из дома глубокой ночью, она тоже тут сидела? От ужаса мое сердце подпрыгивает и отчаянно грохочет где-то на уровне горла. Шумно сглотнув, я выразительно смотрю на Фрэнки, как бы намекая: «Твоя мама видела, как мы уходим из дома? Почему она нас не отругала?»

Фрэнки в ответ приподнимает рассеченную бровь: «Очень сомневаюсь».

Устроившись на веранде, мы берем у тети Джейн интервью, спрашиваем, что бы она изменила в интерьере дома, что бы сотворила с лужайкой и даже со всем пляжем, представься такая возможность. Заметно повеселев, она подыгрывает нам, отвечает на дурацкие вопросы, и я тут же успокаиваюсь и убеждаю себя, что ей ничего не известно о ночных рандеву и что она верит выдуманной истории про документальный фильм (приятное разнообразие, с учетом всех сегодняшних неудач).

– Снято! – сообщает Фрэнки. – Перед показом нам надо все смонтировать. Это будет сюрприз. Ты все увидишь, когда мы вернемся домой.

Под монтажом она, естественно, подразумевает строгую цензуру: придется вырезать все кадры с Сэмом и Джейком, а заодно и сцены из нашей тайной жизни. Это мы запишем на отдельный диск, а остальное (случайные кадры, на которых мы с Фрэнки веселимся, плаваем, читаем и просто отдыхаем на пляже) хитро объединим в целый фильм. Удачных дублей уже набралось минут на двадцать, но в том и прелесть купальников: никто не заподозрит, что это было снято еще в первый день отдыха.

Как только тетя Джейн уходит спать (во всяком случае, так она нам говорит), я поворачиваюсь к Фрэнки.

– Я, конечно, в тебе не сомневалась, мне уже приходилось видеть, как ты дуришь учителей, охранников и даже моих родителей, изображая из себя всю такую взрослую и ответственную, но ведь твоя мама не настолько слепая. Она просто не могла нам поверить.

Фрэнки пожимает плечами:

– Ну и что.

– Прости меня, о великая, не стоило сомневаться в твоей мудрости. – Я издевательски кланяюсь.

Впрочем, на подругу это не производит никакого впечатления. Ее взгляд становится рассеянным, остекленевшим.

– Фрэнк, ты чего? – спрашиваю я. – Думаешь, мы попались и она теперь обо всем расскажет твоему папе?

Молчание.

– Фрэнки? – Я начинаю волноваться. Меньше всего мне хочется, чтобы поездка оборвалась на самом интересном месте из-за нашей же глупости.

– Анна, все это не важно, – наконец произносит подруга. – Она всегда видит только то, что хочет видеть.

– Ты о чем?

– Тебе кажется, что моя мама такая классная, но иногда я хочу, чтобы она просто… не знаю, разозлилась, что ли. Накричала на меня. Обвинила во вранье. Или разочаровалась. Но ей на все наплевать.

Я вспоминаю тетю Джейн в самый первый вечер, на веранде, с красными от слез глазами, так настойчиво расспрашивавшую меня о своей дочери. Своем теперь единственном ребенке.

– Ей не наплевать, Фрэнк. Не говори так.

– Да ладно. Я же не ее драгоценный мертвый сыночек. Я всегда была вторым сортом.

– Фрэнк, мне так не кажется.

– Ты ведь даже не знаешь, что происходит на самом деле.

Я опускаю глаза и долгое время не могу выдавить из себя ни слова. Наконец Фрэнки вздыхает, прерывая тишину:

– Извини. Ты тут ни при чем. Не понимаю, что на меня вообще сегодня нашло. Мы не попались, это главное. А теперь пошли.

Невидимая сила (про себя я называю ее «Сэмопритяжение») гонит меня в Smoothie Shack, но я ей не поддаюсь. Мы не можем так рисковать, к тому же уже поздно.

– Нет, Фрэнк. Мы опоздали на два часа, они наверняка ушли.

– Ладно. Тогда пойдем к ним завтра.

– Да, завтра.

Я слежу за выражением лица Фрэнки, жду, что она снова откроется мне, и тогда я смогу ее убедить, что тете Джейн не все равно. Но глаза подруги становятся такими же холодными, как ветер, дующий с океана. И я понимаю: разговор окончен.