Снова моя (СИ)

— Вань, Ветров не хочет работать с ним. Работа со мной — условие его сотрудничества с нашей компанией. Откажусь, уволят. Куприн прямым текстом сказал.

— А если спать с тобой захочет, тоже согласишься? Чтоб не уволили? — еще громче заорал Ваня. — или ты уже…

— Не хами! — я вскочила на ноги.

Разозлилась так, что даже страх перед мужской агрессией отступил.

— Это я хамлю, да, Злата? Я? Ты меня динамишь как можешь, с ним за моей спиной… «Работаешь». Так за должность боишься. А я со своей попрощался и ничего. Из-за тебя, между прочим. Что смотришь? Не знала, да? Так вот, меня из-за Ветрова твоего выгнали. Он перед этим поговорить приезжал. Требовал, чтоб я бросил тебя…

Вот, значит, как…

Я облокотилась бедрами на столешницу, колени подкашивались.

— А мне почему не рассказал?

— Потому что это мои проблемы.

— Теперь тогда зачем рассказываешь, раз проблемы твои? Чтоб обвинить, что я так же не поступила?

Он запнулся.

— Прости меня, — попытался обнять, но я увернулась.

— Нет, Вань, это я должна просить прощения. Мне Ветров сказал, если от тебя не уйду, то ты больше никуда не устроишься. Ну, ни на одну нормальную должность. Я… Я не знала, что делать. Думала, блефует, может. А сейчас…

— А мне сказать не надо было? Ну а что, речь ведь всего лишь навсего о моем будущем!

— Надо было, — я зажмурилась.

— И, знаешь, я бы и на это наплевал. Разобрался бы как-то, не впервой. Не родился же, как Ветров твой, с золотой ложкой во рту. Придумал бы что-то. Руки-ноги и мозги есть. Не всесильный же он, — его голос срывался.

— Вань…, - я протянул руку, но он отклонился.

— Но такая, как ты, этого не стоит.

— Какая? — убито выдавила я.

— Красивая и пустая, меркантильная дрянь, которой плевать на всех и все ради денег. Ты только их любить и умеешь. И больше ничего и никого.

Постоял, сверкая налившимися кровью глазами. Ждал, наверное, чего-то. Что оправдываться начну, просить прощения. Я не начала. Смысл? Мне его прощение не нужно. А в остальном он прав. Я и правда всегда любила только свои шаги к будущему, в котором не будет грязных хрущевок и дырявых ботинок, отцовских побоев и пустого желудка. После мамы, брата и еще одного человека… Но это не важно, ведь ему моя любовь никогда не была нужна.

Не дождавшись, Иван повернулся спиной и вышел, так громко хлопнув напоследок дверью, что мне показалось, рама вылетит. Я опустилась обратно на стул. Не знаю, сколько просидела так, положив руки на колени и невидящим взглядом глядя на рисунок на скатерти. В какой-то момент взяла телефон и набрала номер. Только сейчас заметила, что он тот же. Не изменился с тех пор.

Трубку взяли после первого гудка.

— Я сделала, как ты сказал. Прошу, оставь его в покое, — и, не дожидаясь ответа, отбила звонок.

Потом вырубила телефон. Потом выпила таблетку снотворного. Потом добрела до кровати и, как была, в одежде, повалилась на нее. Опустила тяжелые, опухшие от слез веки. И вскоре забылась сном.

Глава 12

Я стояла и смотрела на могилы. Над маминой уже гранитный памятник, а отцовская свежая. Венки, крест. Даты через черточку. Он прожил всего пятьдесят лет. Мама и того меньше. А могли оба жить и жить. Любить друг друга. Быть счастливыми. Смотреть, как взрослеем мы. Как становимся на ноги и находим себя в жизни. Но всего этого не случилось. Как и почему? Сколько людей задавали себе точно такие же вопросы и точно так же не находили на них ответов. Но даже если их найти, что это изменит?

Перевела взгляд на брата. Начисто выбритый и умытый. Синяк на скуле тоналкой замазан. В наглаженной черной рубашке под распахнутой курткой. На первый взгляд, обычный парень, который недавно с кем-то подрался. А если чуть-чуть лучше присмотреться, видны припухлости вокруг глаз, никак не связанные с полученным от Ветрова ударом по лицу. И в общем лицо отекшее, хоть сам он стройный. Худой даже. На меня Денис не смотрел. И ни слова не говорил сверх необходимого минимума, чтоб договориться, когда поедем.

Кроме нас на кладбище только священник и соседка тетя Вера. Все. Больше никого.

— Ты понимаешь, что можешь закончить как он?

— Опять ты за старое, да? Лучшего времени найти не могла?

— Не могла, Денис! Не могла! И поверить, что правда можно не видеть, что ко дну катишься или, видя, плевать на это тоже — не могу.

Он помялся.

— Я это… Куратору звонил. Просил, чтоб в положение вошли. Отец умер…

Да уж… В положение. До дрожи меня пугала манера его разговора. Как сильно она напоминала отцовскую.

— Мне два месяца дали все закрыть.

— И как? Закроешь?

— А думаешь смогу? За два месяца всего?! В таком состоянии. Но есть один вариант, — он почесал в затылке, — Курсачи могут сделать, там. Зачеты некоторые закрыть. Но… Отблагодарить надо. Сама понимаешь. А у меня голяк по деньгам.

Я рассмеялась. Тетя Вера укоризненно взглянула на меня. Еще бы. Хохотать на кладбище, да еще в день похорон. Но остановиться я не могла. Потому что от отчаяния и безысходности уж лучше смеяться, чем рыдать.