Снова на Луне

— Но и вы были в своё время выдающимся мастером своего дела. Ваши статьи, фельетоны, редакторская работа… Я всегда откровенно восхищался вашим умением повернуть тему нужным образом и вашим неподражаемым юмором.

Гризль поднёс руку к груди и слегка поклонился.

— Однако в жизни наступает время, — произнёс он, подняв вверх указательный палец, — когда информационный бизнес перестаёт удовлетворять широкую, неординарную натуру… Не кажется ли вам, господин Болтик, что такое время для вас уже наступило?

Болтик растерялся. Он всё ещё не понимал, к чему клонит управляющий делами миллиардера Пупса.

— Работая на публику, — продолжал Гризль, — вы направляете свой талант в никуда, бесцельно распыляете его, получая взамен жалкую популярность и жалкие гроши. Но публика неблагодарна: как только она вами насытится и у неё появится новый кумир по части сенсационных разоблачений, про вас забудут. Вас даже никто не пожалеет, потому что вы для них бесцеремонный и циничный проныра, который всегда найдёт для себя какое-нибудь грязненькое, но хорошо оплачиваемое дельце. Вы останетесь без капитала и положения в обществе, в лучшем случае на должности редактора какой-нибудь дешёвенькой жёлтой газетёнки, в суете ежедневной текучки и в полнейшем забвении. Горение яркой звезды внешне эффектно, но — увы! — весьма быстротечно, господин Болтик. Подумайте о своём будущем, пока не поздно, ведь вы очень смышлёный коротышка.

Болтик не нашёлся что сказать и почесал карандашом за ухом.

— А между тем многие коротышки очень ловко устраиваются в этой жизни, — продолжал Гризль своё мягкое давление.

— Конечно, господин Гризль, вам в жизни очень повезло.

— Я, конечно, не имел в виду себя, но раз уж вы сами заговорили… Знаете, почему мне повезло?

Болтик пожал плечами.

— Потому что я не пытался угодить всем сразу. Я служил интересам одного-единственного, но достойного во всех отношениях коротышки.

— Я понимаю, «Давилонские юморески» принадлежали господину Спрутсу…

— Да, для многих это не являлось секретом. Господин Спрутс вкладывал в газету хорошие деньги, а я печатал добротные материалы, хорошо отражавшиеся на авторитете и благосостоянии господина Спрутса.

— Ничего не имею против, — согласился Болтик. Тут надо заметить, что и тот и другой были уверены, что у собеседника имеется портативный магнитофон, а потому отзывались обо всех упоминаемых коротышках весьма корректно.

— И чем всё это для меня закончилось? — продолжал г-н Гризль.

— Чем?

— Тем, что господин Спрутс рекомендовал меня для работы секретарём и управляющим делами богатейшему коротышке нашей планеты господину Пупсу.

— Да, вы неплохо устроились.

— Хотя об этом не принято говорить, хотите знать, какой у меня теперь оклад?

Болтик сделал вежливо-заинтересованное лицо.

— Сто тысяч фертингов в месяц, или один миллион двести тысяч фертингов в год. И это не считая доходов от ценных бумаг!

Болтик выронил карандаш, который всё это время машинально вертел в руках.

— Как вы понимаете, такие деньги не очень-то легко потратить. Приходится вкладывать в недвижимость, золото, произведения искусства. Господин Пупс мог бы легко удвоить сумму моего оклада, если бы я попросил его об этом, но я не прошу.

— Наверное, вы очень ценный работник, — глухо произнёс Болтик, опустив глаза.

Сам он давно уже влез в долги, его газету могли закрыть со дня на день, и доходы собеседника его ошеломили.

— Разумеется, — согласился Гризль. — Иначе я бы просто не взял денег. Эти деньги являются лишь малой частью той прибыли, которую получает господин Пупс благодаря моей неустанной и весьма плодотворной деятельности.

— Чего же вы хотите от меня? — спросил Болтик напрямик, устав от разговора, который его изматывал своей неопределённостью.

— Я хочу, чтобы вы начали работать на господина Пупса, — так же напрямик ответил Гризль.

— Что?

— Да, да. Я здесь по поручению именно этого господина. Миллиардера и, скажу вам по секрету, очень, очень неглупого коротышки.

Болтик наконец всё понял, однако находился в нерешительности. Его буквально разрывали внутренние противоречия. Он ещё не знал, чем закончится этот разговор.

— Стало быть, вы хотите купить меня со всеми потрохами? — произнёс он, оттягивая время.

— Это уж как вам угодно, — сказал Гризль, — но за эти самые потроха, как вы изволили выразиться, господин Пупс для начала выплатит вам один миллион фертингов.

Карандаш в руках Болтика хрустнул пополам.

— В дальнейшем, — продолжал Гризль, — в процессе совместной работы, суммы выплат, разумеется, уже значительно реже будут исчисляться миллионами… Но обещаю вам, они будут очень, очень существенны.

Болтик поднялся, шагнул к окну, раскрыл его настежь и вдохнул полную грудь осенней прохлады. Постояв так немного, он прикрыл окно и сказал:

— Я могу обдумать это предложение?

— Разумеется, — с готовностью согласился Гризль. — Пока я здесь, в кабинете, можете обдумывать.