– Дело не в этом. Я просто объясняю, каково мне было.
– А ты вспомни, что стало со мной. Несмотря на весь ум, я чуть не потеряла свою единственную дочь и единственного любимого человека. – Волна одиночества захлестнула Мэри, солнечное тепло комнаты вдруг превратилось в удушливый зной пустыни.
– Ум и умение радоваться жизни – разные вещи, – возразила ей сестра с тонкой иронией женщины, которой понадобилось полжизни, чтобы избавиться от роковых заблуждений.
– Ну, раз тебе известен секрет счастья, буду признательна, если ты поделишься со мной. – Выслушав собственный колкий ответ, Мэри нахмурилась. Неужели случилось то, чего она особенно боялась, и она быстро становится сварливой, как ее мать?
Триш засмеялась и зашарила ладонью по одеялу в поисках катушки. Оторвав нитку длиной с руку, она прищурилась, глядя сквозь игольное ушко, как пират в подзорную трубу.
– Главное – быть удачливым, но многое зависит и от того, умеешь ли ты ловить удачу.
– То есть?
– Ну, возьмем, к примеру, твою карьеру. – Триш снова взялась за шитье, гораздо прилежнее, чем это было необходимо, по мнению Мэри. Игла замелькала, пронзая серебристую ткань. – Ты могла бы заниматься своим делом не только в Нью-Йорке, хотя я понимаю, что это не одно и то же. Конечно, тебе понадобилось бы приспосабливаться к переменам, ты вряд ли сумела бы зарабатывать столько же денег, как сейчас. Но попробовать ты могла бы.
Уже догадываясь, к чему она клонит, Мэри ответила чересчур резко:
– Ладно, допустим, и в какой же роли ты меня представляешь?
– Ты же сама сказала, что моему книжному магазину не помешает реклама, – напомнила Триш. – А как насчет других небольших заведений, которые неизбежно пострадают, как только откроется торговый центр? Если сведущий человек укажет нам, мелким предпринимателям, верный путь, мы будем только благодарны. Иначе нам не выжить.
– По-моему, это шантаж. – Мэри гневно уставилась на сестру.
– Просто доводы здравого смысла, – возразила Триш. – Я часто читаю про тихие городишки вроде нашего – «забытые Богом медвежьи углы», как их обычно называют, – которые какой-нибудь находчивый человек превращает в модные курорты.
– Например, организует экскурсии в птичьи заповедники?
– Вот именно! – На лице Триш отразилась такая невинная радость, что на нее было трудно не купиться. Она воодушевленно продолжала: – Как видишь, даже здесь, в Бернс-Лейк, можно многого добиться, стоит только взяться за дело.
– Почему-то кажется, что мне предлагают работу, на которую я и не думала проситься.
Ее сестра приуныла.
– Я просто размышляла вслух. Конечно, тебе незачем прислушиваться к моим советам. Я хотела объяснить, что счастливым и преуспевающим можно быть в любом месте, где захочешь поселиться. – Она завязала узел, откусила нитку и предъявила Мэри подшитое платье. – Вот, посмотри. Подол ровный?
Тема была закрыта. В вихре неотложных дел Мэри забыла о ней и вспомнила только после того, как очутилась в церкви, на передней скамье из светлого дерева, которой чистота линий заменяла вычурность. Мэри смотрела, как Ноэль шагает по проходу между скамьями под руку с Чарли, и повторяла про себя недавние слова сестры: «Счастливым и преуспевающим можно быть в любом месте, где захочешь поселиться…»
Но Бернс-Лейк она не выбирала. Напротив, почти всю жизнь она стремилась вырваться отсюда.
«А ты уверена, что это не бегство от того, с чем ты не желаешь бороться? От людей, которые причинили тебе боль, предали или были вынуждены предать тебя? От матери. И Ноэль. И Чарли».
Мэри решительно отогнала эти мысли и устремила взгляд на дочь.
Ноэль казалась чудесным видением в атласе и кружевах, ее платье было простым и элегантным, как сама церемония: без подружек невесты, без шаферов, с единственным букетом у алтаря и веткой бледно-розовых орхидей в руке самой невесты. Когда Чарли с дочерью проходили мимо, Мэри позволила себе вспомнить свою давнюю свадьбу. Тогда Чарли выглядел взволнованным, но сияющим от счастья, как и теперь. Он вырядился в плохо подогнанный темно-синий костюм, а Мэри надела платье, в котором конфирмовалась три года назад, предварительно распустив швы на округлившейся талии. Церемония состоялась в здании городского совета, на ней присутствовали только Коринна и родители Чарли. На их лицах застыло болезненное и слегка виноватое выражение людей, которые считают себя достойными осуждения.
Отсутствия цветов, органиста и толпы всплакивающих от счастья родственников не замечали только жених и невеста. И теперь, на миг избавившись от сердечной боли, Мэри вспомнила, как это было. Что она ощущала. «Я была счастлива, – с трепетом поняла она, – по-настоящему счастлива».