Снова три мушкетера

— Совершенная правда, сударь. Однако при значительно более благоприятных для нас обстоятельствах.

— Так вы попали в плен…

— Когда без оглядки удирали от наших пиратов, а те, изрыгая проклятия, осыпали нас градом пуль.

— Вот оно что, — задумчиво протянул гасконец. — Значит, разбойники перестали дарить вас с Гримо своим расположением.

В глазах Планше заплясали бесенята.

— Ох, сударь! Я бы на их месте тоже… прекратил знакомство с людьми, которые…

— Которые — что, Планше?

— Которые без единого выстрела вывели из строя чуть поменее сотни дюжих молодцов.

— Кто же эти великаны, Планше?

— Я имею в виду нас с Гримо, — скромно, но с достоинством отвечал Планше. — Ну и господина Эвелина.

— Как же вам удалось совершить этот подвиг?

— Это все из-за правильной дозировки — во-первых, и благодаря тому, что господин Эвелин — большой знаток местной флоры, сударь. Я, конечно, имею в виду остров Эспаньолу в Карибском море, а не Иль-де-Франс, сударь.

— Верно, — с улыбкой заметил д'Артаньян. — Этот морской бродяга и впрямь, пожалуй, лучше знает растительность Нового Света, чем родные края. Но объясни мне, Планше, какая связь может быть между познаниями господина Эвелина и всей той суматохой, которая поднялась из-за тебя и Гримо в лагере пиратов?

— Связь есть, сударь. И самая прямая. Сейчас вы это увидите сами. Все обитатели лагеря имели обыкновение каждый день славить Бахуса, выпивая не менее двух пинт пальмового вина, так как другое попадалось в их руки гораздо реже, чем хотелось бы. Вы помните, сударь, я рассказывал вам, как это вино добывают.

— Ты действительно уделил внимание этой интересной теме, Планше.

— Так вот, господин Эвелин подсказал нам рецепт этого вина.

— По-моему, в прошлый раз ты говорил обратное. Стоит дать соку пальмового дерева перебродить — и вино готово! — посмеиваясь в усы, заметил мушкетер.

— Э-э, сударь! Нет такой вещи в природе, которую не может улучшить человеческий разум.

— Положительно ты стал философом, Планше. Мне становится не по себе в твоей компании.

— Сударь, поверьте, у меня и в мыслях не было, что мои слова придутся вам не по душе. Я их беру назад.

— Напротив. Продолжай, сделай милость. Как же улучшил вино разум господина Эвелина?

— Улучшил не он, это сделали мы с Гримо, когда представился момент. Господин Эвелин только предложил рецепт. В тамошних краях растет такое неприятное дерево. Оно зовется…

— Манцилин? — со смехом спросил д'Артаньян. Планше чуть не выпал из седла от удивления.

— Как, сударь?! Вы знаете?!! — воскликнул славный малый, немного оправившись от первого потрясения.

— Признаюсь, я немного посвящен в историю твоего побега.

— Кто же мог вам об этом рассказать, сударь? Уж, конечно, не Гримо.

— Еще бы! Гримо не способен на такой подвиг. Ему понадобилось бы произнести слов больше, чем он выговорил за всю жизнь.

— Тогда, сударь, я вовсе ничего не понимаю!

— Мне рассказал все не кто иной, как наш бравый капитан. Я повстречал его в Пьемонте, направляясь к армии.

— Значит, вам все известно? — заключил Планше.

— Отнюдь. Мне, например, непонятно, почему господин Эвелин не предупредил капитана Ван Вейде о готовящемся… улучшении букета вина. Тогда бравый шкипер смог бы избежать печальной участи любителей ежедневной выпивки. Кроме того, я совсем ничего не знаю о том, каким образом вы оказались в плену у испанцев. Ведь, как ты понимаешь, капитан оставался на берегу и ничего на этот счет мне сообщить не мог.

— На ваш первый вопрос ответить легче, сударь.

— Отлично.

— Поэтому я начну со второго.

— Ты силен в парадоксах, Планше! Это еще почему?

— Чтобы не портить вам впечатление от моей истории.

— Нет, Планше, так дело не пойдет. Ты еще ничего не рассказал мне об испанцах. Как вы оказались у них? Что было потом? Любопытство — мой основной порок, Планше.

— Дело было так, сударь. Мы гребли изо всех сил, потому что пули свистели вокруг, многие — близко. К счастью, действие ядовитых ягод таково, что человек, выпивший малую толику сока, быстро теряет зрение. Попросту слепнет на некоторое время. Это тем более эффективно в сочетании с обычным действием винных паров.

Одним словом, подстрелить нас они могли разве что случайно. Вот от этой случайности мы и хотели застраховаться, стремясь отплыть как можно дальше от берега.

В это время из-за мыса появился испанский корабль. Он был еще довольно далеко, но испанцы слышали выстрелы с берега и видели, в кого они направлены. Так как стреляли в нас, испанцы взяли меня и Гримо на борт. Им хотелось выяснить, в чем дело. Не будь этой стрельбы, нам пришлось бы туго. Мы приложили все усилия, чтобы изобразить себя жертвами пиратов, и это нам удалось. Убедительнее всего подтверждали наши слова дырки от пуль в нашем каноэ, борта были прострелены в нескольких местах.

Узнай испанцы об истинном положении дел в лагере, они высадились бы на берег и всех перебили бы. Но мы с Гримо ни словом не обмолвились о плачевном состоянии, в котором оставили наших буканьеров. Если бы мы это сделали, мы чувствовали бы себя убийцами. Кроме того, в лагере оставался господин Эвелин…