Снова в китае

Они спустились вниз, прошли в главное здание посольства, остановились у входа в небольшой зал, заставленный столиками. В глубине, через всю стену, тянулась стойка, блистающая никелем. Бармен сбивал коктейль. Посетителей было немного.

– Идемте, я познакомлю вас с Стилуэллом, – шепотом сказала Агнесс. – Любопытный человек: демократ-колонизатор, но ведет себя, как кот, идущий сам по себе... Вон он сидит за столиком. Его прозвали Джо Уксус...

Зорге проследил за взглядом Агнесс. В углу за стаканом виски сидел американский полковник – худощавый старик с запавшими щеками и кислым выражением лица.

Агнесс подошла, Стилуэлл поднялся и предложил стулья. За столом долго вели отвлеченную беседу, пока не перешли к теме, интересовавшей Рихарда много больше, чем рассуждения военного атташе по поводу достоинств виски «Белая лошадь». Стилуэлл бросил фразу, которая заинтересовала Зорге.

– Войну эту пора кончать, – брезгливо цедил полковник. – Японцы должны понять, что не только они одни имеют интересы в Китае. Им надо гарантировать сырье, рынки, а дальше – политика открытых дверей. Никто не станет поддерживать их односторонней экспансии... Японцы завязнут в Китае, и от этого выиграют только русские...

Значит, снова политика раздела, политика умиротворения своего политического конкурента... Рихард Зорге по крупицам собирал сведения о настроениях американцев, их планах, дальневосточной политике. Высказывания военного атташе подтверждали вывод, который складывался в голове разведчика... И затем эта фраза о русских. Не трудно догадаться, что скрывается за этой фразой, – Соединенные Штаты предпочитают северное направление японской экспансии – в сторону Советской России...

Следующий день Агнесс и Зорге провели вместе. Агнесс возила Рихарда по городу, рассказывала о том, чему была недавней свидетельницей.

– Я жила в отеле «Палас», на восьмом этаже, вон там, – Агнесс кивнула на здание, мимо которого они проезжали. – В первый день, когда японцы заняли Нанкин, я насчитала из моего окна четырнадцать пожаров... Вечером я переселилась в посольство. Сейчас город сожжен на одну треть. Захват Нанкина японские войска ознаменовали пожарами и расстрелами. Они создали, как в Маньчжурии, «временное» китайское правительство. Объявили о нем на другой день. Во главе поставили Ван Цзин-вея, но это действительно временно... Конечно, Доихара уже в Нанкине и подбирает более удобную фигуру...

От Южных городских ворот поехали по Син Каи-род, свернули к реке, выехали на набережную. Агнесс сказала:

– А вон там на берегу расстреливали китайцев и сбрасывали в реку... Стрельба шла несколько дней, я видела трупы, плывущие по Янцзы. Так плывут бревна во время сплава... Почему-то мертвые плывут на спине, вперед головой. Некоторые были связаны проволокой один с другим, и казалось, что они держатся за руки, покачиваются на волнах и ныряют, сначала один, потом другой... Держатся друг за друга, чтобы не утонуть...

После осеннего спада воды Янцзы опять была полноводна и широко катила свои волны. На реке, где обычно теснились у берегов джонки – жилища бедняков, где сновали крикливые пароходики и многопалубные лайнеры обгоняли неторопливые грузовые суда, сейчас царило пустынное затишье: ни джонок, ни кораблей – река как вымерла. Смедли продолжала рассказывать:

– Вон туда, к сходням, рядом с таможней, сгоняли китайцев. Их охраняли равнодушные японские часовые. Унтер-офицеры, тоже безразличные и равнодушные, осматривали пленных – кого уличали в солдатской профессии, гнали по сходням и, не доводя до конца, стреляли в затылок, ногой сталкивали в воду, если убитый падал на сходнях.

Командующий войсками Мацуи объявил, что пленных в Китае нет и не будет, потому что в Китае нет войны, только кратковременные инциденты. Война без пленных. Поэтому Гаагская конвенция не распространяется на войска императорской Японии...

Когда Рихард работал в Китае, он лишь ненадолго наезжал в Нанкин к германским советникам, город знал плохо. Но он помнил зеленые, по-европейски широкие улицы центра, многолюдные, типично китайские окраины с живописными игрушечными домиками. Теперь город превратился в пустыню, лежал в руинах, в пожарищах, распространявших кислый запах гари. Среди руин бродили японские солдаты-мародеры.

Агнесс уверенно вела машину. От набережной она свернула к Восточным воротам и переключила скорость. Машина пошла совсем тихо.

– Смотрите, – сказала она, – у ворот памятник убитым японским солдатам. Его воздвигли после богослужения за души павших. Молебном руководил командующий Мацуи. Вы его видели?.. О, как я ненавижу этого буддообразного ханжу, его слоновые уши, тонкие усики и клок волос на подбородке... Мне кажется, он специально создан для ханжества и убийства... Но вы посмотрите, что происходит сейчас, – видите часового? Он останавливает всех, кто едет в повозках, на рикшах, в автомобилях, и заставляет пройти под воротами пешком в знак почтения к убитым и убивавшим солдатам... Но мы не станем подъезжать к воротам. Все это так ужасно, Ики!