Свою свекровь я откровенно ненавидела, а вернее, отвечала ей тем же отношением, что она демонстрировала мне. Невзлюбила она меня сразу, как только увидела. Не без оснований конечно, она считала своего сына самым лучшим мужчиной на свете и желала видеть рядом с ним более достойную и красивую девушку, чем я. А ещё не стеснялась говорить, что он мог бы найти себе жену среди состоятельных девушек. Всё это, естественно вносило напряжение в наше общение, и я радовалась, что встречались мы не часто, потому что жили в разных городах. Да и свекровь постоянно была занята посиделками с подругами, поисками новых дешёвых способов омолодиться и заигрываниями с новыми ухажёрами. Даже после аварии она приехала всего на две недели, лишь потому, что пострадал и Миша. Как только он выписался, она уехала, не став дожидаться моего выхода из комы.
Миша просил не обращать внимания на слова его матери и поддерживал меня, когда та начинала делать выпады в мою сторону, но всё же в одном был полностью солидарен с ней. А именно в отношении внешнего вида. Постоянно намекая, что я должна выглядеть идеально, он приучил меня подкрашиваться даже если сижу дома и никуда не собираюсь выходить, с утра делать причёску и одеваться в красивые платья или сарафаны, ухаживать за маникюром и педикюром. В общем, постоянно выглядеть готовой ко всему, как его мать. И в принципе, я была не против этого. Но иногда это давалось тяжело. Стоять на той же кухне у плиты, когда всё парится и жарится, а за окном солнцепёк и духота, приятного мало.
«Вот и сейчас, от жары кожа вся лоснится и видок не очень презентабельный. Надеюсь, без парика будет легче», — бросив взгляд в зеркало, я достала салфетку и, вытерев кожу, критично осмотрела себя. «Всё же мне нереально повезло, что лицо во время аварии не пострадало. Иначе боюсь представить, как бы жила сейчас. Всё остальное можно спрятать под париком и одеждой и уже не так страшно воспринимается. Особенно в свете того, что Миша перестал брезгливо отдёргивать руку, когда водит пальцами по коже и нащупывает шрам».
Поправив косынку, я снова вернулась на кухню, и опять улыбнулась мужу.
— Легче стало? — заботливо спросил он.
— Угу, — я кивнула головой. — А то было ощущение, что стою в шапке-ушанке посреди пляжа на самом солнцепёке.
— А знаешь, нужно у твоего парика немного чёлку срезать. Глаза у тебя красивые, насыщенно зелёного оттенка, а чёлка не даёт их нормально рассмотреть. На лбу ведь только один еле заметный шрам и прикрывать его не вижу смысла. Вот бы врачи все раны так аккуратно зашили, — подойдя, он пристально посмотрел на моё лицо.
— Хм, Миш, ты чего? — с недоумением спросила я. — Это шрам с детства. Рассказывала же, что упала с качели и потом мама чуть всю больницу на уши не поставила, требуя исключить возможное сотрясение мозга и аккуратно зашить рану. Помнишь, ты ещё смеялся, когда я рассказывала про крики мамы в приёмном покое, и как я пыталась объяснить, что это всего лишь порез.
— Ты неправильно меня поняла. Ту историю я помню. Имелось в виду, что если бы врачи постарались так же хорошо после аварии, сейчас большей части шрамов не было бы.
— Ну, ты же знаешь, им не до этого было, — я вздохнула.
— Ладно, ерунда всё это, — ободряюще сказал он и, обняв меня, прошептал на ухо: — Больше не мучай себя одеванием парика на ночь. Его отсутствие уже не отпугнёт меня, и я буду желать тебя и без него.
— Спасибо, — почему-то кротко прошептала я и снова покраснела.
«Чувствую себя пятнадцатилетней нимфеткой, попавшей в руки опытного мужчины. Как-то странно начала воспринимать Мишу», — подумала я, наслаждаясь объятиями, и тут в голову пришла другая мысль, от которой стало не по себе.
— Ой, ты говорил, что возможно меня уже сегодня на ночь оставят в центре…
— Ну да, — он кивнул. — Чем раньше начнутся исследования, тем лучше.
— А если мне опять приснится сон с тобой? Начну стонать… Я же только стонала, или, так сказать, демонстрировала и остальной процесс? — робко спросила я, про себя молясь, чтобы только стонала.
«Я же завтра от стыда в глаза не смогу посмотреть врачу, если окажется, что стоны только часть моего ночного „представления“! Он ведь подумает, что я какая-то озабоченная!» — с ужасом поняла я.
— По-разному было, — уклончиво ответил он, и я чуть ли не отпрыгнула от мужа.
— Тогда не трогай меня больше сегодня, — попросила я, стараясь сбросить приятные ощущения. — У меня появилась теория, что подсознание выбирает самые яркие впечатления, и потом я снова ощущаю их во сне. Не хочу, чтобы в сомнологическом центре подумали, что я какая-нибудь нимфоманка.
— Значит, я твоё самое яркое впечатление за последние дни? — вкрадчиво спросил он, а потом улыбнулся и добавил: — Вряд ли ты удивишь кого-то там эротическими снами.
— Может, и не удивлю, но буду чувствовать себя потом… эээ… не комфортно. И это ещё мягко выражаясь.
— Ладно, не буду пока к тебе прикасаться, — пообещал он и, вернувшись к столу, снова сосредоточился на поисках работы через интернет сайты, а я вернулась к приготовлению обеда.