– Жилье-то новое, только не ее. И правила не она устанавливает. – Ева припомнила, что у самой когда-то было вполне сносное жилье в приюте. И даже не слишком тесное. И все равно выбраться оттуда ей хотелось так же сильно, как и жить.
– Кто-то предложил ей нечто такое, чего ей хотелось больше. Или же она увидела возможность это получить. Свободу. Никаких правил, кроме своих собственных, делай что хочешь и когда хочешь. Ешь что хочешь и когда хочешь. Это не как в семье, Пибоди, где ты с наибольшей вероятностью в конце концов окажешься, если ты беспризорник. Нет, я не против приемных семей, там все хорошо, там порядок, и они искренне пытаются помочь. Но это не настоящая. Это всего на две ступеньки выше тюрьмы, причем ступеньки-то очень скользкие.
– А тебе доводилось убегать?
– Поначалу – да. И я понимаю, что мне повезло, что меня поймали. И повезло, что я довольно быстро поняла, что колония для малолеток – всего в одной, весьма скользкой, ступеньке от настоящей тюрьмы. И почему бы не сделать еще несколько шагов, не пожить в приюте, не извлечь из этого пользу?
Ева покачала головой.
– Но она рискует попасться, сесть в колонию для малолетних вместо дома для трудных подростков, поскольку для нее это все отстой. Я таких немало знала, и большинство, можешь мне поверить, кончили тем, что соскользнули с этой махонькой ступеньки и очутились за решеткой по-настоящему.
– Подозреваю, что там действительно отстой, – рассудила Пибоди. – Просто лучше ничего не придумано.
– Она хотела вырваться, и она знала, как договориться – шантажом, обманом, кражей, неважно как. Но кто-то ей в этом помог, и я возьму на себя смелость сказать, что велика вероятность того, что тот, кто помог, тот ее и убил.
– А что, это мысль. Но если Джонс или его сестрица – маньяки-детоубийцы, то они и дальше пожинали бы свою жатву. Если только мишенью не были именно те конкретные девочки. Или если число двенадцать для них не наделено каким-то особым смыслом.
– Да, как раз об этом думаю. Там же еще братишка был.
– Какой братишка? Тот, что стал закуской для льва?
– Вот именно. Давай попробуем эту версию. – Ева посмотрела на Пибоди. – Допустим, он маньяк-детоубийца. У него есть доступ к жертвам, по меньшей мере связанным с этим зданием, это мы можем с уверенностью сказать. В дом он тоже доступ имел и неплохо его знал. Они обронили, что он время от времени помогал с каким-то ремонтом, так что поставить пару перегородок уж, наверное, сумел бы.
– Тогда зачем ему было ехать в Африку? Только если решил расширить свое поле деятельности, а? Надо проверить, не пропадали ли там подростки до его съедения.
– Это мы сделаем. А насчет «зачем» – может, они его застукали? Брат с сестрой? Несущие добро? А может, застали не на месте преступления, а за неблаговидным поведением с кем-то из девочек? Стерпеть такое они не могут. Сажают на пароход – и вперед, пришло время миссионерства. А там уже о нем царь зверей позаботился.
Концовка Еве не понравилась.
– А мы уверены, что он был, этот царь зверей?
– Я проверила полицейский рапорт, свидетельство о смерти, о кремации и транспортировке праха обратно в Нью-Йорк.
– Лучше бы тело, – проворчала Ева. – А еще лучше – если бы был живой убийца, которому мы можем надрать задницу. Но пока займемся покойником.
– С трудом верится, что кто-то из них станет его покрывать, узнай они, что эти девочки – его рук дело.
– Кровь не водица.
– Ладно, может, и так. Но они не производят впечатления идиотов. Или людей, способных рисковать. Неужели они оставили бы тела лежать там?
– Нет, если они о них знали, и это меня тоже настораживает, – признала Ева. – Итак, как я уже сказала, может, так далеко дело и не зашло. И может, версия про брата – пустышка, а он был еще одним святошей, на славу угостившим какого-то льва.
– Как первые христиане. Ты знаешь, что римляне их скармливали львам под радостные вопли толпы?
– И зачем?
– Кровожадные, наверное, были.
– Я не о римлянах, это-то как раз понятно.
Пибоди моргнула.
– Да?
– Кровожадные, – повторила Ева. – Лучше съедят тебя, чем меня. Власть. Но кого я не понимаю, так это христиан. Почему было не сказать: ну ладно, римская сволочь, скармливающая нас львам, я признаю, Луиджи – или кто другой – замечательный бог.
– Луиджи?
– Неважно. Сказал – и деру в эти… как их… пещеры!
– Катакомбы?
– Ну да, точно. Беги в свои катакомбы, выпей вина, планируй свое восстание, чтобы дать какому-то римлянину пинка под зад.
– Я все-таки под впечатлением от бога по имени Луиджи. Но мне кажется, они были мирными.
– Да, и чего добились? Превратились в львиный помет.
– Ух ты!
– Причем в буквальном смысле. – Она повернулась к зазвонившему телефону. – Даллас, на связи.
С экрана ей улыбалась следующая жертва.
– Эту подавали в розыск, – сразу узнала Ева. – Перепроверь. Я помню ее по ориентировке.
– Запустила уже. Так. Ким Терренс, тринадцать лет. Сбежала из дома в Джерси-Сити, штат Нью-Джерси. Заявление подала мать. Отец к тому времени отбывал срок за разбойное нападение.
– Посмотри свежую информацию.