Сновидения Ехо

– Самому рассуждать – это нормально. Я не хочу, чтобы оно мной… через меня говорило. Обойдется. Еще чего. Не для того я родился, чтобы помогать всякой пакости высказываться вслух.

– Мать твою четырежды через лисий хвост! Ну ты боец.

– Это выражение про мать и лисий хвост я впервые услышал от сэра Джуффина, когда он узнал, что я побывал на Темной Стороне, – Нумминорих почти улыбнулся. – Здорово, что ты его так вовремя вспомнил. Хороший был день, и разговор у нас с ним тогда вышел хороший. Очень это сейчас помогает – цепляться за те моменты, когда я был живой.

– Эй, ты и так живой, – напомнил я. – Более чем. Мало ли что сейчас кажется. Просто так действует запах. Как только уйдешь отсюда, сразу пройдет.

– Да, – откликнулся он, – конечно. Конечно пройдет. Я живой. Пошли.

И переступил порог. А я – за ним.

Длинный темный коридор оказался естественным продолжением леса, со всех сторон обступавшего дом: сквозь прогнившие половицы пробивалась густая весенняя трава, в одном из дверных проемов выросло молодое деревце, на стенах с комфортом расположились разноцветные лесные мхи, а прямо за порогом рос здоровенный, в четверть человеческого роста гриб. Оставалось надеяться, что он не окажется оборотнем, готовым защищать дом от незваных пришельцев – лично я таких пока не встречал, но баек о них наслушался предостаточно. Говорят, в угуландских лесах их до сих пор полно.

Хвала Магистрам, моя судьба не ухватилась за уникальную возможность заставить меня сражаться с грибами-оборотнями. Гриб безмолвствовал, ни во что антропоморфное не превращался и ссоры не затевал. Повезло.

– Слушай, так вот где Ме…

Нумминорих не успел договорить, потому что откуда-то из глубины дома донесся голос Мелифаро, громкий, веселый и злой, как всегда, когда дело начинает пахнуть керосином:

– Ну наконец-то! Давай быстро сюда!

– Сейчас, подожди, – крикнул я. Повернулся к Нумминориху, скомандовал: – Закрывай глаза. Возражения не принимаются, сам видишь, все уже всех нашли.

В Зале Общей Работы было безлюдно. И так хорошо, что я чуть не разрыдался от невозможности остаться здесь навек: удобные кресла, уютное сияние газовых светильников, кувшины из-под камры на столе. Возможно, даже не совсем пустые. Я бы с удовольствием проверил, будь у меня на это пара-тройка лишних минут. Ладно, пусть Нумминорих сам проверяет. Он заслужил как никто.

– Все, – сказал я, отпуская его руку. – Открывай глаза, мы на месте.

Он кивнул, рухнул в ближайшее кресло, закрыл лицо руками, сказал почти неразборчиво:

– Давай, дуй обратно. Со мной все в порядке.

– Точно?

– Если даже нет, то только в том смысле, что очень уж хорошо снова стать живым. Немного чересчур хорошо. Но с этим я точно справлюсь.

Ну, в общем да.

– Где тебя вурдалаки носили? – сердито спросил Мелифаро. – Ты что, передвигался по коридору ползком? Сохраняя полную секретность?

– Просто не хотел нарушать своим грубым вторжением такую трогательную интимную сцену, – огрызнулся я.

Сцена и правда была хоть куда. Мелифаро в своих чудовищных валенках, которые, как внезапно выяснилось, обладали не только убийственной харизмой, но и дивной способностью светиться в темноте, стоял на буйно зеленеющем весеннем лугу, когда-то бывшем просторной комнатой с большими окнами и низким потолком, и сжимал в объятиях белокурую Айсу. Они были красивой парой, но судя по неприветливому выражению лица и яростным попыткам высвободиться, леди испытывала к своему кавалеру недостаточно нежные чувства. Вот ведь кремень девица. Никаким обаянием ее не проймешь.

Увидев Айсу, я ощутил противоречащее здравому смыслу, но оттого не менее сильное желание немедленно от нее избавиться – зачем нам эта леди, уберите ее отсюда, пусть идет, откуда пришла и не мешает мне искать Карвена.

Но я, конечно, взял себя в руки. И мрачно подумал: так, чего доброго, умение повиноваться необходимости станет дурной привычкой. Прощай тогда моя развеселая жизнь.

Айса же при виде меня заметно приободрилась и потребовала:

– Скажи, чтобы он меня немедленно отпустил! Я со времени возвращения не то что ни единого закона не нарушила, а даже своей дурацкой лицензией толком не воспользовалась. И, между прочим, нахожусь у себя дома. Эта усадьба раньше принадлежала моему прадеду. А теперь – матери. И нам с вами еще предстоит большой и неприятный разговор о нарушении границы частных владений. У твоего коллеги, как я понимаю, никакого ордера нет.

– Что касается законов, лицензий, ордеров и прочих формальностей, то даже одной попытки провести со мной воспитательную работу при помощи малоизвестного уандукского фокуса достаточно, чтобы загреметь в Холоми на дюжину лет, – усмехнулся я. – Такой уж я неприятный человек, что накладывать на меня даже самые безобидные заклинания себе дороже. Статью о полной неприкосновенности чиновников высшего ранга пока никто не отменял. Безобразие конечно. Но это так.