– Да, – совершенно серьезно подтвердил Джуффин. – Рассеянность – одна из твоих самых сильных сторон, пользы от нее гораздо больше, чем неудобства, – и сказал Кекки: – Очень интересная информация о леди Шаторае Тариоти, хоть и несколько запоздалая. Но что ж теперь локти кусать.
– Погодите, это еще не вся история, – сказала Кекки. – Иногда леди Шаторая водила к безумцам свою, теперь тоже покойную, сестру леди Марану. А с той, оказывается, отдельная интересная штука: изредка, буквально на пару часов у леди Мараны просыпались магические способности такой огромной силы, что ей даже делать ничего было не надо. Никаких специальных трюков и заклинаний, просто рядом с ней все внезапно приходило в порядок – само, без видимых усилий. Поломанные вещи чинились, больные выздоравливали, засохшие деревья начинали зеленеть, и даже скисший компот мог снова стать свежим. Дома у леди Шатораи есть индикатор магии, купленный на Сумеречном рынке в ту пору, когда бывший заместитель генерала Боха тайком продавал спекулянтам списанное полицейское имущество – так вот, он на все это вообще не реагировал, как будто происходящее – не Очевидная магия, а что-то совсем другое.
– Ничего себе, – изумился я. – И так бывает?
– Я тебе уже триста тысяч раз говорил, что бывает вообще абсолютно все, – заметил Джуффин. – Просто кое-что настолько редко, что всякий раз заново удивляет. Такие способности, как у леди Мараны Тариоти действительно уникальное явление, но все же описанное историками магии. В старые времена, я имею в виду, совсем в глубокой древности, еще до Ульвиара Завоевателя, таких людей называли забытым нынче словом «олейдаслаха». Примерное значение «лопата судьбы».
– Именно «лопата»?
– Ну да. По-моему, довольно метко: рабочий инструмент, при помощи которого и дерево можно посадить, и могилу вырыть, и, если понадобится, какого-нибудь недостаточно милого человека в эту могилу уложить. Видимо, наши далекие предки считали, что судьба использует способности этих людей, когда сама сочтет нужным, а в остальное время они спокойно стоят в сарае. То есть живут своей жизнью. Кстати, о том, что Марана Тариоти была олейдаслаха, я не знал. Ясно теперь, почему женщины Решеток и Зеркал набивались ей в подруги, но в Орден не звали. Очень интересно! А в Приюте Безумных в дни визитов леди Мараны небось непременно кто-нибудь выздоравливал?
– Именно так, – кивнула Кекки. – Хотя она ничего для этого не делала. Даже не испытывала желания, чтобы пациенты выздоровели. Ходила к ним по просьбе сестры, но ей было все равно.
– Слушай, а откуда ты все это знаешь? – спросил я. – Понимаю, секреты мастерства и все такое, но в этой области я тебе явно не конкурент. Зато от любопытства вполне могу… нет, умереть на месте это все-таки перебор. Но, к примеру, начать кусаться – вполне.
– Да ладно тебе – кусаться! – улыбнулась Кекки. – Невелик секрет. У леди Шатораи была компаньонка, что-то среднее между подругой и помощницей по хозяйству. То есть работала она как бы бесплатно, но жила в доме на всем готовом и регулярно получала достаточно дорогие подарки; на самом деле многие так поступают, если не хотят превращать взятых в дом обнищавших друзей и дальних родственников в слуг. Бедняжка обожала покойную и теперь горюет, хоть и получила неплохое наследство. Милая женщина, спокойная, рассудительная и при этом чувствительная до крайности, таких обычно несложно разговорить. Достаточно было сказать, что я специально приехала из Гугланда, чтобы поблагодарить покойную за некое благодеяние, подробности которого разглашать не могу, как она спросила, не об исцелении ли от тяжелой душевной болезни речь. А дальше мне оставалось только слушать, поддакивая в нужных местах. Бедняжка со дня кончины своей покойной покровительницы разрывается между желанием поведать Миру о ее добрых делах и обещанием хранить тайну, а тут такая удача – появляется слушательница, которая, с одной стороны, как ей показалось, сама в курсе, а с другой – знает далеко не все. И понеслось.
– Ну ты мастер! – искренне восхитился я.
– В этой области уже, пожалуй, более-менее, – согласилась Кекки. – Но во всех остальных я пока считай даже учиться толком не начала.
– Это может сказать о себе любой, у кого голова на месте, – заметил Джуффин. – Как только кажется, будто уже выучился всему, самое время отправляться к знахарю за зельем для прояснения ума.
– Сэр Валенсо Торавейс, кстати, как раз что-то подобное составил, – невольно улыбнулся Кекки. – Ничего особенного, но помогает сосредоточиться на умственной работе тем, кто ослаб после долгой болезни или просто очень устал. Абилат, к которому я обратилась за экспертной оценкой, считает, хорошее получилось зелье, он его своим пациентам уже не раз рекомендовал. Я еще подумала: ну хвала Магистрам, хоть кто-то успел доделать важную работу. А потом посмотрела на молодую жену сэра Валенсо и поняла, что все равно никому не хвала. И горюю теперь, как дура.