Сновидения Ехо

– Интересно, что прежде почти не разбирался. Но оказалось, это совсем несложно, когда видишь людей во сне. Все перед тобой как на ладони, хочешь того или нет. И, как ни странно, многие в таком ракурсе оказываются гораздо более значительными и заслуживающими внимания фигурами, чем я мог бы предположить. По большому счету, это радостное открытие, но сделать его мне было довольно… тяжело? Больно? Нет, пожалуй, не так. Скорее просто обидно. Так и хочется спросить: где вы все, исполненные глубокого смысла, были раньше, когда я мог жить среди вас на равных, по-настоящему? Но это несправедливый упрек. Правильная постановка вопроса: где все это время был я сам? Ответ мне тоже известен: блуждал в своих мыслях, убеждениях, предрассудках, как и почти все так называемые бодрствующие. Стоило утратить все, кроме возможности жить в сновидении, чтобы узнать, что такое по-настоящему ясная голова.

Помолчав, он почти беззвучно добавил:

– Хотя все равно не стоило. Ну да я и не выбирал.

Я не знал, что на это ответить. Утешитель из меня тот еще. Максимум – могу придумать, как все исправить или просто рассмешить. Но сейчас первый вариант был мне недоступен, а второй казался неуместным. Поэтому я сказал:

– Я сам долго не был уверен на свой счет, есть я на самом деле или давным-давно умер. Или, к примеру, просто лежу в Приюте Безумных, принимаю туманящие ум лекарства и вижу длинный убедительный сон. Ничего не мог с собой поделать: жил и не верил, что на самом деле живу, хоть ты тресни. Кое-как пришел к заключению, что подлинная жизнь это жизнь сознания, кроме него у нас все равно ничего нет. Собственно, я до сих пор так думаю. Но мне все-таки стало сильно полегче с тех пор, как Нумбанский Пророк заверил меня, что я настоящий. А я поверил, хотя, если рассуждать логически, он со своим экспертным мнением тоже мог оказаться моим сном.

– Даже забавно, что вы сомневаетесь. Если уж вы не живы, то непонятно, кто тогда вообще жив, – отмахнулся Клари Ваджура. И после небольшой паузы спросил:

– Нумбанский Пророк – это же Магистр Хонна? Я сам его пока не видел, но многие так говорят.

Я пожал плечами – с одной стороны, ничего не сказал, а с другой – этот жест вполне можно было расшифровать как «ну да, кто же еще». Но совесть моя при этом осталась чиста.

– А еще говорят, что Хонна хотел убить Нуфлина Мони Маха, когда вы везли его в Харумбу. Свести старые счеты. А вы не дали[155]. Что вообще-то должно бы сделать вас моим злейшим врагом. Но с некоторых пор я не хозяин своим чувствам. Не могу возненавидеть, кого должно, я это имею в виду.

– Это кто же такое говорит? – изумился я.

Совершенно искренне изумился, потому что подробностей этой истории никто, кроме нас с Джуффином, по идее, не знает. А насколько я успел изучить шефа Тайного Сыска, в излишней откровенности с чужими секретарями его заподозрить довольно непросто.

Ну еще, понятно, сами Нуфлин и Хонна в курсе этой истории. Но на их откровенность надежды даже меньше.

– Да сам Магистр Нуфлин и говорит.

– Но как?! Он же… А вы… Погодите. Я чего-то не понимаю?

– Я и сам понимаю в этой истории далеко не все, – неохотно, словно бы против собственной воли сказал Клари Ваджура. – Однако недавно, в середине весны мне приснилось, что я навестил Магистра Нуфлина Мони Маха в Харумбе. Не могу с полной уверенностью сказать, был ли это один из тех снов, которые являются частью подлинных процессов бытия, или обычный морок: я осваивал искусство сновидения сам, без учителей, полагаясь на собственное чутье и смутные воспоминания о знаниях, когда-то более-менее случайно почерпнутых из книг. Поэтому признаков, позволяющих безошибочно различать сновидения, просто не знаю. Хотелось бы считать этот крайне тяжелый для меня сон обычной игрой спящего ума, но мои ощущения говорят об обратном. Я бы дорого дал за то, чтобы он не сохранился в моей памяти. И довольно много для этого сделал, но забыл едва ли половину. Подозреваю, самое несущественное. А остальное осталось со мной навсегда.

– Тяжелый, потому что когда-то вы с Нуфлином плохо расстались? – прямо спросил я.

– Плохо это еще мягко сказано, – усмехнулся он. И с обезоруживающей откровенностью признался: – Знали бы вы, как я хотел его убить! Но вместо этого просто сбежал, понимая, что для победы у меня недостаточно силы. Я был твердо намерен решить эту проблему в ближайшее время. Но как видите, не решил. И уже никогда не решу.

Я не стал говорить, что пока человек жив, все может измениться, в любой момент. Это моя любимая присказка, я часто ее повторяю и даже сам себе более-менее верю. Но иногда оптимистам вроде меня лучше молчать.