Селение затихло лишь глубокой ночью. Костер догорал, его угасающее пламя озаряло поляну неровными, судорожными рывками. Найте и Аютия давно ушли к себе, Лина спала в доме. Вайми в одиночестве сидел у него, глядя вверх и стараясь представить, где, в каком месте могут быть ДРУГИЕ звёзды. Неужели… неужели где-то есть ещё мир — с чужим жёстким небом и невиданно огромной луной? И, если есть, то — как там?
Он не слышал шагов и испуганно вздрогнул, заметив Вайэрси — тот вышел откуда-то сбоку, сел рядом с ним на траву и замер, опустив голову, словно уснул. Вайми стало неловко, но он не решился уйти.
— Знаешь… по-моему, мы все дураки, — вдруг сказал Вайэрси. — Теперь найры знают, где наше селение и придут прямо сюда. Мы не можем воевать с ними. Нужно мелкими отрядами уйти в леса и бить их из засад, пока они не уберуться… но кто бросит место, где вырос, где научился ходить? Кто позволит, чтобы какие-то скоты пришли в него и изгадили? Никто. И я останусь с ними, с этими ослами, забывшими, что лучше потерять дом, чем голову. Что я ещё могу сделать? — это прозвучало по-мальчишески жалобно и Вайми на миг стало страшно. Вайэрси говорил очень тихо, ровно, спокойно, но брат понимал, как он страдает — зная, что племя ведёт себя неумно, но не в силах ничего изменить. Скажи он это остальным — что он бы услышал, кроме обвинений в трусости? Вайми не знал, чем отвлечь его от мучительных сомнений.
— Послушай… — продолжил Вайэрси, — я не боюсь смерти в бою, ты не думай… Просто… у меня есть брат… я долго его не замечал, но он очень мне нравится. И если с ним что-то случится… я не знаю, что будет со мной… Если бы я только мог — я отправил бы тебя в Туманную долину, но ведь ты не пойдешь…
— Не пойду, — подтвердил Вайми.
— Вот видишь… если бы нашлось место, где не нужно никого убивать… я бы спокойно отдал жизнь, лишь бы ты оказался там…
— По-моему, есть ещё один мир, — неожиданно для себя сказал Вайми. — Я видел его… но я не знаю, как там.
Вайэрси вздрогнул и вдруг рывком поднялся на ноги. Пару секунд он смотрел на младшего брата — тень в тени.
— Ты не такой, как все мы, — сказал он. — Даже не такой, как я. Ты сдвинул наш мир с места и именно поэтому я за тебя так боюсь, — он повернулся и мгновенно исчез в темноте.
Глава 15
Вайми проснулся, когда чья-то босая нога погладила его поясницу. Он мгновенно развернулся и сел — одним гибким движением. Лина стояла над ним, широко улыбаясь.
— Уже давно встало солнце. А ты всё ещё спишь.
Вайми смущённо опустил голову. Он всегда просыпался, едва начинало светать. Но эта первая ночь в родном доме — первая после всех этих ужасов… он просто должен был выспаться. Именно тут, на мягкой, свежей травяной постели. Сейчас он стал лёгким и сильным.
— Извини.
— Почему? За что?
Он вдруг заметил, что Лина раскрасила себя для любви — чего не успела вчера. Её тугие груди покрывали тонко выписанные цветы. На лбу, над бровями, нарисован третий цветок, поменьше, внизу живота — небольшое мохнатое солнце. Вайми усмехнулся и мягко притянул подругу к себе, провёл чуткими губами по опущенным, подрагивающим ресницам, неторопливо и старательно целуя её…
……………………………………………………………………………………….
Они замерли, влажные, часто дыша. Вайми с минуту лежал неподвижно, потом повернулся. Лина сидела рядом, глядя на него.
— Извини, — повторил он. — Я ничего не мог с собой сделать. Ты такая красивая…
— Это естественная реакция для мальчика.
— Нет. Не естественная. Естественная — это когда всё кажется правильным. А я… То есть, когда я делаю тебе хорошо… мне очень это нравится. А когда я… когда хорошо мне, я чувствую себя виноватым.
— И мне нравится… делать тебе хорошо. А когда я… я тоже… но что ещё мы можем делать?
— Есть что-то ещё. О чём мы не знаем.
— Что?
— Мы с тобой любим друг друга, но этого, наверное, мало. Или мы просто что-то делаем неправильно.
— Что? Что тебе не нравится?
— Я… я не знаю. Когда я говорю с тобой, мне хочется тобой обладать. Когда обладаю — кажется, что лучше говорить с тобой о чём-нибудь хорошем. Если бы я знал, чего хотеть… Это что-то… невыразимое. Удовольствие и радость — разные вещи, Лина. Удовольствие только здесь, — он погладил низ живота. — Радость — везде. Наверное, всё дело в этом. Наши самые сильные переживания связаны вовсе не с любовью.
— Расскажи о каком-нибудь из них, — попросила Лина. — Самом приятном, — она осторожно коснулась четырёх рваных шрамов на его левом бедре. — Наши самые сильные переживания редко бывают приятными.
Вайми кивнул. Эти шрамы подарил ему пардус, — он напал внезапно, сзади, так быстро, что юноша не успел даже поднять оружия. Зверь сбил его с ног и начал рвать. Голыми руками Вайми не мог с ним справиться. Лишь когда пардус решил прокусить ему горло, он смог сунуть руки в его пасть и разорвать её. Потом добил зверя кинжалом. В глазах его друзей это могло сойти за подвиг. Но он был один.