Сновидица и лис

Остроухий переживал, причём абсолютно искренне. Было заметно, как он изо всех сил старается дышать спокойно, но плотно стиснутые кулаки выдавали его волнение. Похоже, Йена очаровала его сильнее, чем думала. Глупышка! Все никак не поймет, насколько сильно ее красота действует на мужчин, вне зависимости от расы и возраста!

— Если она в Гипносе, я найду ее! — мгновенно принял решение Огонек. — А ты оставайся здесь на случай, если она вернется.

Немного подумав, остроухий обреченно кивнул и тяжело опустился на ближайший валун.

— Ты же не веришь, что она… — проговорил он внезапно севшим голосом, — она ведь не могла…

— Нет! — сердито отрезал Огонек. — Она не могла!

Не желая больше слушать дикие предположения собеседника, дух плотно зажмурился, чтобы открыть глаза под радужными небесами мира снов.

* * *

Он понятия не имел, где искать заблудившуюся подругу! Если бы она спала, он мгновенно почувствовал бы ее присутствие в Гипносе. Но сейчас его окружала звенящая пустота. Внезапно нахлынувшее чувство одиночества и бессилия, заставило тяжело опереться на ближайший валун. Только вот форма камня почему-то точь-в-точь повторяла очертания его собрата из мира живых. Там, в другом мире.

Дух внимательно осмотрелся. По какой-то причине, Гипнос скопировал местность после гибели Небесного дома. Даже трупы имелись в наличии. Похоже, духи сочли это событие достаточно интересным, чтобы запечатлеть его в своем мире. В этом и заключался весь ужас, и вся прелесть мира снов. Здесь можно было встретить все самые яркие события вне зависимости от того насколько давно они произошли. Раз за разом духи повторяли древние битвы, революции, убийства, интриги, истории любви и магические всплески. Вот только найти истину в этих инсценировках было сложно. Он по себе знал, насколько искаженно иногда воспринимается духами мир живых.

К примеру, когда маленькая Йена умерла со стрелой в шее, он был всего лишь наблюдателем. Однако, стоило ее светлой, прекрасной, словно звездочка, душе улыбнуться ему, и он сломя голову бросился ее спасать, призвав для этого дела все свои силы. Каким-то образом ему удалось мгновенно переместиться в мир живых. Времени было мало, потому он пошел на самый рисковый шаг — принес кровавую жертву, добив мать несчастной девчушки. Она не выжила бы в любом случае, а так своей смертью смогла спасти дочь. Перед смертью эльфская жрица благодарила духа за то, что он сделал. Однако для него тот поступок не прошел безвредно. Все силы ушли на перемещение. Тогда он едва не погиб лишь потому, что неадекватно воспринял ситуацию. Девочка все это время была жива, и он мог помочь ей, не прибегая к столь радикальным мерам. Конечно же, рассказать Йене от чьей руки на самом деле погибла ее мать, он не решился. С тех пор он дал себе слово учиться, оставаться в мире живых как можно дольше и узреть истину, как видят ее живые, а не духи, обращающие внимание лишь на порождение собственных эмоций.

Худо-бедно ему это удавалось, хотя поначалу было довольно сложно. Еще несколько лет он оставался невидим для всех, кроме его подопечной. Но, питаясь ее огромной для такого нежного возраста силой, он на редкость быстро восстанавливался. Она стала его спасением и опорой — крыльями, вновь позволившими ему летать. И уже вскоре он прекрасно справлялся с ролью ее домашнего животного — котенка крылатого белого барса. К сожалению, когда подлые шаиры в поисках наживы продали Йену на рабском аукционе, двимеритовые оковы блокировали ее силу, и ему снова пришлось довольствоваться призрачным телом.

При мысли о тех днях, по спине пробежали мурашки, а ладони непроизвольно сжались в кулаки. Гипнос мгновенно среагировал на его эмоции, услужливо перестроившись согласно охватившим духа воспоминаниям. И вот перед глазами снова стоял роскошный особняк герцога. Гибкая, словно кошка девчонка подросток в цветастом шелковом наряде с тяжелыми черными цепями на тонкой шейке, руках и ногах спотыкаясь шла по мягким коврам, навстречу почти что целому месяцу невыносимых страдания и унижения. Затравленный взгляд бирюзовых глаз в последний раз мелькнул за тяжелой дверью и она, казалось, исчезла. Он не мог ее почувствовать, но продолжал, словно верный пес дежурить под дверью изолированной комнаты, не имея возможности даже поговорить.

А вечером появился герцог — большой, грузный, неопрятный мужчина с лицом законченного садиста. Пьяный, с мерзкой циничной улыбочкой он шагнул за дверь поигрывая черной плеткой. А когда вышел, через полчаса, весь его шелковый халат был покрыт кровавыми пятнами. Именно тогда дух впервые научился злиться. Ярость была столь всепоглощающей, что хотелось убивать, уничтожать всех и вся без разбора, лишь бы не сгореть самому в этом адском пламени. К сожалению, призрачное тело не позволяло взаимодействовать с живыми, иначе и герцог, и вся его прислуга искупалась бы в крови в тот же вечер.