Удивительно чистое и прозрачное, оно окрашивалось в багрянец, яркий и ослепительный у горизонта и еле различимый в ночной черноте над головой. Звезды, еще бледные и едва-едва заметные, похожие на маленькие жемчужины, причудливо разбросанные чей-то небрежной рукой, лениво переливались в розоватой дымке… Дома словно таяли в густом и вязком воздухе, постепенно растворяясь – сначала исчезала крыша, затем стены начинали колыхаться, постепенно становясь все тоньше и тоньше, смешно, подумал он, скоро только я останусь живым посреди это покинутого королевства. А почему бы и нет, он внезапно словно очнулся и как бы посмотрел на себя со стороны – ни дать ни взять «Летучий Голландец» в своем последнем и вечном плавании… И бог с ним, я готов продать душу богу, дьяволу, да кому угодно! – лишь бы мне дали умереть достойно, так, как хочу я, и плевать, когда это произойдет.
Я не всегда был свободен в выборе своей жизни, подвел он жирную черту в своем монологе, и теперь хочу лишь одного. Только одного.
Свободы в выборе смерти.
Сон четвертый
Полет. В котором одинок.
– Excuse me, sir. Beer, whisky, cognac? – улыбающаяся стюардесса в ожидании замерла рядом с его креслом. Он с трудом оторвался от иллюминатора, с недоумением оглядываясь по сторонам. В салоне самолета кроме него было еще пять человек, еще бы ухмыльнулся он, кому в середине июня нужна Коста-Рика? Паре бизнесменов кавказской, нет, поправил он себя, латинской наружности, двум бизнес-леди с квадратным охранником, да последнему искателю последних приключений. Пестрый состав – ну, с этими двумя мачо все ясно – наверняка наркоту сопровождали транзитом из Колумбии, потому как у них этот вид деятельности на лицах изображен, а вот этой троице на кой леший в такую даль? Оффшор или еще какая хрень? А может, живут они там, пожал он плечами – у богатых, а тем более у богатых женщин, свои причуды.
– Sir, do you understand me? – терпеливо напомнила о себе стюардесса.
– Understand you, – кивнул он.
– Beer, whisky, cognac or vodka? – наименование исконно русского напитка девушка произнесла с чисто западным акцентом, у нее получилось классическое «уодка».
– Cognac, please, – выбрал он, сделав рукой нетерпеливый жест, мол, побыстрее, спешу я.
– One moment, sir.
Ловко плеснув в пузатый фужер янтарную жидкость, она все с той же силиконовой улыбкой продолжила свое движение по проходу. Да-а, вздохнул он, внимательно изучая содержимое стеклянного сосуда, цвет вроде как похож, но вот запах… Интересно, они сивуху здесь у нас в России брали, или из-за океана везли? Наше, наше родное, мысль пришла сразу же после первого глотка, они так не умеют. Скривившись, он проглотил остатки «коньяка» и не раздумывая достал из сумки 0,7 «Московского» – на любителя, если разобраться, конечно, но разбираться не хотелось. Пробка не поддавалась, проскальзывая вокруг своей оси, но натиску зубов уступила. Первый глоток смыл привкус сивушных масел, второй наполнил пульсирующим огнем, с ревом прокатившимся по глотке и пищеводу, третий примерил с окружающей действительностью, напомнив, что бутылка почти и не начата, а до Сан-Хосе – целая Европа с Атлантикой и вся ночь.
Одновременно с четвертым глотком он лениво скосил глаза в иллюминатор – прощай убитая Россия. Сожаления нет абсолютно, нет боли, нет никаких чувств – осталось только непонимание. А что еще можно чувствовать к Стране Торгашей?…