Сны Черной Жемчужины

— Моего слова мало? — угроза в его тоне была едва слышной из-за криков Тоджо, еще четыре черных костюма с крюками бросились к опущенной голове драконши. Черная Жемчужина раскрыла рот в беззвучном крике, ее огромное тело ослабло. Тоджо сильнее затянул цепь на огромной шее.

Тоджо поиздевался над нами обеими. Я пообещала драконше, что он за это получит.

Я должна была отдать должное Томоэ, она стояла на своем против Кавано, хоть и побледнела.

— Вся миссия Зеркала — включить больше Иных в принятие решений. Разве мы не должны слушать мнения Тоджо или других свидетелей при принятии решений Совета?

— Больше Иных? Ты про хафу, — презрение Кавано было осязаемым, как горький бульон конбу на языке, но Томоэ не отвела взгляда. Иначе она заметила бы, как что-то маленькое и синее летит над неподвижным телом Черной Жемчужины и черным лимузином на парковке. Дверцы открылись, и все кицунэ Зеркала выпрыгнули оттуда с Пон-сумой.

«Вот все и собрались», — я придвинулась к папе.

— Мне нравится наблюдать, — сказал Кваскви со своим привычным мелодраматичным появлением, выходя из-за креста. Он опустился на пятки, скрестив руки, возле Томоэ, подражая Кавано. — Жаль, что пропустил почти все веселье, — сказал он, широко улыбаясь мне. — Пришлось подраться. Что я вижу?

— Я сделал Томоэ-сан членом Совета, — сказал Кавано. — Она займет место Юкико-сама. Мы обсудим освобождение Черной Жемчужины через два месяца. Клянусь. А теперь, — сказал он папе, — успокойте ее, пока Тоджо-сан ее не убил.

— Нет, — я проглотила ком страха. Папа был не в состоянии, чтобы есть сны драконши, успокаивать ее и направлять в пещеру, но они не слушали меня.

— Ваша возмутительная сделка с Томоэ-сан не достойна Хераи Акихито. Не достойна солдата, — голос Кена был тихим и хриплым.

— Я уже не солдат, — ответил папа. — Просто уставший старый отец. Томоэ-сан нужно показать силу. Ей нужно вернуть Черную Жемчужину, когда этого не может Кавано-сан. А мне нужно, чтобы она защитила Кои.

— Томоэ в Совете не сотрет мое детство или гнев Тоджо. Безопасности нет, — сказала я.

Папа не слушал меня, прошел по траве, а Кавано и Томоэ встали бок о бок и смотрели на меня со схожими выражениями. Самодовольные близнецы.

Папа коснулся хвоста, Мидори и Пон-сума схватили меня за руки и усадили на самодельные носилки, которые держали Бен и Кен.

— Нет, — повторила я. Но Мидори мешала видеть. Она нежно потрогала мою руку. Я зашипела.

— Перелом, — сказала она Кену.

Я не видела его лица, он держал носилки у головы, но его голос прозвучал напряженно:

— Можешь дать ей что-то от боли?

— Да, но ей нужны мои припасы в музее. Вот, — она прижала химический лед в пакете к моей щеке. — На счет три. Поднимете ее, и мы отнесем ее в лимузин.

— Стойте, — сказала я. — Папа в порядке?

Кен поднял свой край носилок, чтобы я увидела. Томоэ и Кавано стояли по краям входа в пещеру, удивительно дружные, пока черные костюмы Совета поднимались с гравия, садились, оглушенные, на траву. Тоджо стоял над папой, который прижимал ладонь к шее Черной Жемчужины, его глаза остекленели, знакомо смотрели вдаль.

Солнце жарило, и пот собирался под моими руками. Стоны черных костюмов утихли, как и шумное дыхание Кена и Бен. Гул китовой песни Черной Жемчужины, ее радость и верность божеству звучали из земли дрожью.

Кровью и сердцем я была привязана к папе. Сном и старым добрым человеческим чувством порядочности я была привязана к Черной Жемчужине. Остальное было отвлечением. Включая тайны Кена и проблемы с доверием.

Я свесила ноги с носилок, Мидори охнула.

— Помогите добраться до папы, — сказала я.

— Тоджо и Кавано не позволят… — пролепетал Кен. Бен и Мидори тут же завопили:

— …со сломанной рукой!

— …не твоя вина, что все пошло наперекосяк.

— Да прекратите все! — заорала я.

Кваскви рассмеялся, потирая руки.

— Я ждал, когда она взорвется.

Я продолжила кричать:

— Мы сделали все, как хотело Зеркало, и не получилось. Я — не Восьмерное зеркало. Мне плевать на ваши традиции и обязанности, на то, кто кого важнее. Это все бред. Для меня важно отпустить Черную Жемчужину, забрать папу и вернуться домой. Я иду к нему, — сказала я, подражая командному тону Марлин. — А вы или помогаете мне дойти туда, — я посмотрела зло на Бен и парней, вызывая властный голос Кои Баку, — или можете убираться.

Бен и Кваскви помогли мне встать, Мидори недовольно качала головой, рылась в черной сумке. Оставался только один хафу, который мог меня остановить. Когда я перечисляла тех, к кому привязана, я намеренно умолчала о том, чьи глаза цвета эспрессо запали мне в душу, хоть он и был невыносимым с момента, как мы прибыли в Токио.

Пора решаться. Кен или переступит через свои проблемы со стыдом Вестника и поможет мне все исправить, или может дальше быть эгоистом и пытаться защитить меня от чего-то плохого. Если он так продолжит все скрывать, оберегая меня от Зеркала, Иных Японии и своего раненого сердца, я не вынесу.

— А ты? — сказала я, зная, что если посмотрю в его глаза, моя решимость растает. — Что ты будешь делать?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ