Сны чужие

- Уходят, - нехотя проворчала девушка. Ее гнев остыл так же быстро, как остывает раскалившийся на солнце камень, брошенный в ледяную воду.

- Не больше сотни их уцелело, кто успел в лес убежать - тот и спасся. Многие ранены. Пинар сказал: "Медлить нельзя. Если сейчас не уйдем, через день-другой не уйдем уже вовсе." Тот еще дурень, конечно, а тоже понимает. Да и правду сказать - "пятнистые" за одного своего готовы глотки рвать, а тут два десятка их положили, даже больше…

- Пинар? - переспросил Олег. - Старейшина жив?

- Что ему сделается! - Вирэль презрительно фыркнула. - Толстяк живуч, как сэф с предгорий.

"Была на тебе большая вина…" - вспомнил Олег четвертый голос, звучавший позавчера над телом Карзафа. Теперь он не сомневался, что слышал его раньше. Просто тогда, раньше, этот голос визжал на высокой злобной ноте, а в палисаднике… - "Да пускай простится она ныне. А и ты зла на нас не держи. Прости, коли было что…"

Олег никому бы не стал рассказывать, что именно понял сейчас. И не стал бы убеждать самого себя, что понял это правильно. Что для него незримыми фразами меж видимых всеми строк в открытой книге жизни встали мысли и чувства того, кого личное горе сблизило на миг с бывшим заклятым врагом и заставило над его бездыханным телом произнести такие простые и такие невыносимо тяжелые "прощаю" и "прости".

Нет, он не был уверен, что все понял правильно. Но у него никогда не хватило бы духу попробовать прояснить для себя истину, известную лишь самому старейшине…

* * *

Пепелище обнаружилось немного в стороне от деревенской площади. Куча углей и пепла была не слишком высока, но достаточно обширна, чтобы строить догадки о размерах "костра". Больше всего это походило на итог пожара, нежели на останки погребального сожжения. Да и выгоревший почти дотла палисадник, обугленные прутья изгороди, покрытый слоем пепла огород - все указывало на то, что когда-то здесь стояло приличных размеров строение.

Вот только запах… тошнотворный аромат горелой плоти, все еще витающий над пожарищем…

- Убитых было слишком много, - пояснил Антри, перехватив взгляд Олега, - а рук для сбора хвороста мало. Да и времени едва хватало даже на сборы. Крестьяне сложили всех своих в один дом, обложили его соломой поплотнее и подожгли.

- Дом Пинара спалили, - вставила с показным равнодушием Вирэль. - Он у него побольше был, да и от других домов подальше. Жалеть тут уж, конечно, нечего - все равно всем уходить - да только привычка крестьянская свое взяла: стояли вокруг с водой наготове - коли пламя за двор выползет, чтоб сразу тушить. Но дом аккуратно сгорел, как поленница в печи. Всех мертвых прибрал подчистую… А Карза мы в лесу проводили, на поляне. Отдельно от деревенских.

- А "пятнистых" куда? - спросил Олег, заранее догадываясь каков будет ответ.

- Свалили в старый колодец и землей сверху закидали. Все равно место это теперь мертвое. Ни один фэйюр здесь сотню лет селиться не будет.

- Сколько их было?

- Не считала, - пожала плечами девушка, - двадцать, а то и поболе.

- Двадцать семь, - уточнил Антри, - троих я сам положил. Вэр со своими - еще пятерых, в основном тех, что у малых ворот дежурили. Семерых, вроде, сами общинники кончили. Остальные твои получаются. Двенадцать "пятнистых"! Просто чудеса!…

- Двенадцать… - Олег нахмурился, еще раз прокручивая в голове все подробности схватки.

- Сэй-гор с отрубленной левой кистью среди мертвых был? - спросил он.

- Не помню, - отозвалась Вирэль, - я мертвецами никогда не занималась. Только живыми.

Антри, в ответ на вопросительный взгляд Олега, отрицательно покачал головой.

- Я тоже не помню. "Пятнистых" к колодцу деревенские носили. А зачем тебе?

- Тринадцатый он, - буркнул Олег, - либо живой.

- С отрубленной-то кистью? - Вирэль скептически покачала головой. - Один? В здешних лесах? Если и ушел после драки, так теперь уж точно покойник. А может и не ушел. Тогда на счет деревенских только шестерых писать надо, слышишь, Ант?

* * *

Повозок было около двадцати. Все до предела нагружены добром, так, что места для пассажиров совсем не оставалось. Только на четырех последних ехали фэйюры - раненые общинники, в основном мужчины из немногих выживших защитников деревни. Многие были без сознания, двое метались в горячке. Дно этих повозок выложили многими слоями шкур, одеял и мягких вещей. Родовичи очень хотели довезти своих раненых живыми, хорошо понимая, что не все из них смогут пережить тяготы предстоящей дороги. Уцелевшие и легкораненые шли рядом с повозками, хмурые, подавленные, кое-как вооруженные, готовые на все…

"Господи! - потрясенно думал Олег, глядя на них с высоты седла. - Сплошь женщины, не считая ребятишек! Им же теперь только в леса… Как же они там одни? Как же будут дальше, если мужчины не доедут?"

В толпе женщин он разглядел старейшину, правую руку толстяка укрывал толстый лубок повязки, рядом с Пинаром суетился, руководя действиями погонщиков, крепкий здоровяк - сильно хромающий и тяжело опирающийся, как на костыль, на древко неуклюжего тяжелого копья.