Сейчас, когда проклятого барска не было в крепости, страх немного отпустил джартада. Место этого непривычного для Зар-Шами чувства заняла злоба. При одном только воспоминании об унижении, которому его подверг Серый, хотелось отгрызть собственную руку.
Сон улетучился окончательно. Фыркая и бормоча под нос бессвязные ругательства Зар-Шами поднялся и подошел к окну. Взяв с узкого каменного подоконника кувшин, джартад запрокинул голову и начал жадно пить, шумно глотая содержимое сосуда. Увы, этим содержимым была всего-навсего вода. Холодная чистая вода, которую нэкт исправно приносил в покои джартада и ставил на подоконник, чтобы хозяин мог утолить свою ночную жажду, буде таковая возникнет. Исполнительный нэкт…
- Исполнительный нэкт, - пробормотал Зар-Шами, глядя на опустевший до дна кувшин и пытаясь вспомнить давно уже ставшее привычным лицо слуги, перешедшего в его распоряжение вместе с крепостью и всем, что в ней было. Лицо никак не хотело вспоминаться. Все местные были для Зар-Шами на одно лицо. На одно ненавистное лицо…
- Барск, - Зар-Шами скрежетнул зубами, - еще один грязный барск из этой грязной Долины!
Он размахнулся и что есть силы запустил кувшином в противоположную стену комнаты. Обожженная глина жалобно хрустнула, осыпаясь мелкими осколками на деревянные плиты пола.
Любая, даже самая холодная и чистая вода не смогла бы сейчас удовлетворить жажду Зар-Шами. Ибо он жаждал крови… Или забвения. Не знать, не помнить о пережитом страхе и унижении хотя бы до утра…
"Только одну… Нет, даже не одну - только половину. Больше мне не нужно."
Зар-Шами помедлил, раздумывая, потом воровато огляделся по сторонам, будто боялся, что кто-то сможет его увидеть в собственной, запертой изнутри комнате, и быстро направился к камину. Там, под плотно подогнанным куском каменной кладки, у джартада Кадр-хад был устроен маленький тайник, в котором он хранил источник огромного наслаждения и первопричину появления слабой дрожи в некогда крепких руках. Дрожи, которую сам Зар-Шами с сожалением списывал на возраст и полноту, а торговец-кальир, поставляющий сэй-гору литтилк, безошибочно определял как следствие частого употребления своего снадобья.
В коридоре, за дверью личных покоев джартада, послышались шаги. Потом кто-то робко постучал и приглушенный толстыми досками голос позвал встревожено:
- Мелез! Мелез!
Зар-Шами вздрогнул и едва не выронил извлеченный из тайника маленький кожаный сверток.
- Почтенный Зар-Шами! Мелез! - голос из-за двери настойчиво требовал, чтобы он отозвался. Джартад, наконец, узнал этот голос - его звал один из охранников, дежуривших внизу, у лестницы.
- Что еще? - спросил он, пряча за начальственным раздражением облегчение.
- Шум, мелез! Из твоей комнаты донесся странный шум!
- Кувшин разбился. Я захотел пить…
Зар-Шами вдруг понял, что оправдывается.
- Пошел прочь, задница урда! - заорал он с уже настоящими, неподдельными раздражением и злостью. - Прочь, или следующий кувшин разобьется о твою бесполезную деревянную голову! И не смей меня больше будить по пустякам, поганец! Слышишь?!
Охранника за дверью уже не было. Только простучали по коридору торопливые шаги и смолкли где-то в глубине спящего дома. И это правильно - Зар-Шами не строил иллюзий относительно уважения, внушаемого им своим подчиненным, зато был твердо уверен, что те его всерьез опасаются. А по его мнению, у такого сброда как его гарнизонная полутысяча страх - лучшая гарантия беспрекословного повиновения.
- Дурачье, - пробормотал джартад, дрожащими руками разворачивая заветный сверток. - Я уж подумал сперва… Да нет, нечего здесь делать Избранному. Он уж, небось, спит давно. Сам, небось, радешенек, что Серый уехал. Пусть спит. Лишь бы до утра не пожаловал, а уж утром я буду свежее родниковой воды…
Последние слова Зар-Шами произнес мысленно, поглощенный своим занятием. Он справился, наконец, со свертком и выложил на пухлую ладонь два маленьких брусочка темно-красного цвета. Это был литтилк - особым образом приготовленная и спрессованная смесь из некоторых видов трав и грибов. То, из-за чего Зар-Шами (в том случае, если бы о его тайной страсти узнал кто-нибудь из высших офицеров) мог лишиться не только всех своих привилегий, но и жизни. Слабость среди сэй-горов - немыслимая роскошь для истинного воина, а пристрастие к снадобьям вроде литтилка считалось