Сны чужие

Гладят пальцы блеск меча,

Тьма клубится у плеча,
Мрак струится из глазниц
Сотней призрачных десниц.
В каждой длани по ножу…
Все! Я больше не дрожу!
Не дрожу, и не храбрюсь,
Не кричу, и не смеюсь.
Молча бьюсь… А за спиной
Страх тяжелою волной…
Страх-соратник, страх-храбрец,
Страх - испытанный боец.
Тело в камень обернет,
Душу холодом скует…
Вражья доблесть - жалкий прах,
Ибо мой союзник - СТРАХ!

Словно братская рука

Руку жмет эфес клинка,
Меч врастает в жилы, в кость,
Сталь и плоть… Попробуй, брось!
Слишком долго не дремал
В ножнах блещущий металл.
Свыклась с тяжестью ладонь.
Плоть и сталь… Попробуй, тронь!
И плывет передо мной
Боль багряной пеленой…
Боль-подруга, боль-сестра,
Боль - как лезвие остра.
Криком горло обдерет,
Небо пурпуром зальет…
Кровь врага - всего лишь соль,
Ибо мой союзник - БОЛЬ!

Горькой патокой в ночи

Чей-то стон… "Иди. Молчи.
Не смотри - не для тебя.
Жить дешевле, не любя.
Жить спокойнее, дружа
Только с холодом ножа.
Помнишь, было?…" "Было… Да.
Жизнь - непрочная слюда.
Счастье - битое стекло…"
"Помнишь, было?…" "Нет… Ушло."
И мрачнее тьмы самой
Ночь встает вокруг стеной…
Ночь-защитник, ночь-слуга,
Ночь - туман в глазах врага.
Мир обнимет синей мглой,
Все заполонит собой…
Сон врага - кошмар ночной,
Ибо НОЧЬ - союзник мой!

В ножны лег мой острый Страх.

Боль - кольчугой на плечах.
Завернувшись в плащ, как в Ночь,
Я иду от стонов прочь.
Сквозь метель и ветра вой,
ТАМ чужой и ЗДЕСЬ чужой,
Я иду - Ночь, Боль и Страх,
Я - Погибший в двух мирах…

Глава первая

Огромное коромысло с протяжным стоном и скрипом метнулось ввысь, будто однорукий великан вымахнул в небо жилистой деревянной лапой. Обтесанный каменный шар взмыл по пологой дуге над озером. Расчёт камнемёта дружно прекратил деловитую суету, провожая взглядами ядро. До вырастающей, кажется, прямо из воды городской стены было неблизко, но на миг показалось: тяжёлый снаряд неминуемо достигнет её, дабы испытать на прочность массивную старую кладку…

- Не достанет, - с досадой буркнул стоявший неподалеку барск средних лет, судя по серебристым "копьям" нашивок - сотник, командовавший расчётом.

И верно - не долетев до вражеского берега добрых пять десятков шагов, ядро с шумом проломило тонкую ледяную корку, подняв высокий столб воды. От далекой стены донеслись радостные крики, в некоторых явственно звучала насмешка. Среди солдат, собравшихся на этом берегу, прокатился слитный вздох разочарования.

- А ну, к вороту! - зарычал на них сотник. - Выше на две ладони! Тяни живее! Клянусь, до ночи эти камешки начнут падать на головы ублюдкам, хоть бы даже мне пришлось заставить вас кидать их руками!

Харт поймал на себе косой взгляд старшины и причина горячности барска стала ему ясна. Понятное дело - сотник узнал сарбаха и решил продемонстрировать высокому начальству бурную деятельность.

- Как зовется это чудовище? - поинтересовался он у офицера, разглядывая огромный камнемет. - Готов спорить, у него есть имя.

- "Маленький Любовник", георт, - осклабился сотник.

- "Любовник"? - Харт озадаченно приподнял бровь.

- "Любовник", - подтвердил старшина, ухмыляясь ещё шире. - Любую крепость вылюбит, как смазливую девку. Ребята шутят: "нашему малышу стену сломать легче, чем солдату - девичью честь порушить"!

Сравнение позабавило. Харт уже собрался было ехать дальше, но напоследок всё же поинтересовался:

- Отчего же твой "Любовник" "маленький"?

- Так "Большой" нынче под Усаргой трудится, георт.

- Трудился. Усаргу взяли четвертого дня.