Сны чужие

- Побаливает еще иногда, - признался Серый, - но не мешает. Только он все равно мне не враг. Ему просто очень везет.

- Скажи лучше, что ты его попросту недооценил.

- И это тоже, - Харт, поколебавшись всего мгновение, кивнул. - Но в следующий раз я буду готов лучше.

* * *

Всё же им не дали догулять до утра. После полуночи осаждённые сделали вылазку, доказав, что их ещё рано записывать в загнанные звери. Воспользовавшись разыгравшейся метелью, большой отряд бракальцев сумел подобраться по льду к самому берегу. Они ворвались на позиции батареи осадных камнеметов, отбросили и частью перебили их обслугу, а затем подожгли машины, облив их горючим маслом. Мгновенно протрезвевший Бьер-Рик не сыпал проклятьями, но когда хорл в сопровождении Харта примчался на берег, вид у него был такой, что в глаза ему старались не смотреть. Бой затих так же быстро, как и начался, бракальцы отступили с потерями, но пять тяжелых камнеметов спасти было уже невозможно. Глядя на огромный костер, в который превратился "Маленький Любовник", Серый очень ясно осознал, что война еще не закончена. И что-то ему подсказывало, что главным противником в этой войне будут даже не бракальцы, сидящие за стенами последнего своего оплота и с отчаянным мужеством обреченных готовящиеся разменивать свои жизни на жизни северян и их союзников.

Бьер-Рик нахохлился в седле, похожий на больщую хищную птицу, крылья его плаща трепал снежный буран, а в левой руке правителя Арка поблёскивало нечто маленькое и круглое, бросающее в ночь быстро гаснущие цветные блики. Тихо подъехала Бьорналь, что-то спросила - ветер унёс слова. Хорл не ответил, молча развернул спира и поехал прочь.

У глядящего ему вслед Харта украдкой царапало душу какое-то скверное предчувствие.

Глава вторая

Неисповедимы мысли и деяния Тши-Хат, Хозяйки Дорог, великой проводницы на жизненном пути всякого живущего. Захочет - обласкает, приведет к славе, богатству, удаче; захочет - приведет к быстрому и преждевременному концу; захочет - вовсе превратит жизнь в кошмар наяву, в бесконечную череду бед и лишений, после которых смерть покажется лучшим итогом. Самое почитаемое у населяющих Долину народов божество капризно и своенравно, любимчики его попадают в опалу столь же скоро, сколь и внезапно. Сегодня ты гарцуешь на спине Золотого Спира, а завтра единственное твое место под Миррой - помойная яма. Берегитесь, сегодняшние фавориты, идите по жизни с постоянной оглядкой, проверяя и перепроверяя каждый свой шаг, даже самый верный и безошибочный на вид. Лучший удел - равнодушие Тши-Хат, когда она просто не замечает тебя, жалкого смертного, не одаривая чрезмерно своими благами, но и не уничтожая под горячую руку. Жизнь вне поля зрения Хозяйки Дорог - лесная тропа: взгорок, ручей, овраг, болото, солнечная поляна, дремучая чаща, чистое озеро. Удачи - невеликие, но радостные; беды - обыденные, житейские, не обвальные, после которых можно заставить себя встать, отряхнуться и идти себе дальше, насвистывая под нос.

По большому счету, теперешнее свое положение Крайт тоже склонен был оценивать, как неудачу вполне обыденную. Ибо что может быть обыденнее для рядового вольпа-ватажника стягивающих запястья ременных петель, злобного торжества во взгляде конвоира-фарсахара и маячащего в недалеком будущем жутковатыми призраками палаческого кредэка или веревочной петли на шее - нового "бескровного" способа расправляться с вольным лесным сбродом, придуманного каким-то южным наместником и распространившегося уже повсеместно. В отчаянных ватагах все давно привыкли к возможности подобного конца, смирились с ней и перестали забивать себе головы пустыми страхами. Так, ничего особенного, просто овраг попался глубже обычного.

Холодный ветер задувал в прореху на локте куртки, знавшей лучшие времена. Ее, в паре с черными кожаными сапогами и роскошным плащом столичной выделки, Крайт приокупил на осенней ярмарке в Флаварк, отдав скуповатому торговцу мало не половину добытого за полгода серебра. Да и то сказать - чем копить монету, исправно зарывая в землю бесполезный груз тайников, так лучше уж погулять-покрасоваться, в одночасье истратив на удовольствия то, что завтра все одно не поможет тебе избежать стрелы в горло или ремней на руках. Хотя, плаща все равно было жалко… и сапог. Первый остался лежать, втоптанный в слякоть постоялого двора, где ребята из ватаги Гувора-Беды схватилась с фарсахарами джартада Ксар-Тажа; вторые красовались теперь на ногах тощего, черного как уголь сэй-гора. Сэй-гор этот, как случалось ему проходить мимо сидящего в снегу Крайта, всякий раз мерзко ухмылялся и неизменно сопровождал ухмылку болезненным пинком в бок. Получать пинки мыском собственного сапога было обидно вдвойне и ублюдок-фарсахар это, кажется, отлично понимал.