Сны доктора Гольца

Тем временем что-то выцветше-зеленое поглощало постепенно Валентина Францевича с его кабинетом. В конце этого поглощения появилась пятнадцатилетняя школьница, как будто специально для того, чтобы писк с обратной стороны зеркала снова обнаружился, да еще более досадливый! Ловким маневром поставив на место вроде как бы незаметно появившейся ранее жены и ребенка пятнадцатилетнюю девчонку, Кибрич прекратил писк и продалжил свое восседание на прочном кресле, свое высиживание яиц. Каждую секунду к заводу имени соратниками убитого соратника подкатывали грузовики с тоннами денег, которые Кибрич, как и все ему подобные, аккуратно закапывали в землю. Сам директор, как только захлопывалась дверь, принимал вид курицы и громко кудахтал, вожделенно представляя птенцов.

Прошло некоторое время, и в дверь постучали. Кибрич нервно задергался, но оставался курицей. Дверь распахнулась - в дверном проеме стояло чудовище. Кибрич снял свою голову с клювом и остался в кресле. Чудовище подняло курицу, выняло из-под курицы яйцо, отрыгнуло огнем - и пепел Кибрича в яйце, теперь большом и прозрачном, переместился в отдел Ценных Компромиссов, где новый Кибрич вылупился из яйца и стал заниматься тяжелой бесполезностью в промышленном варианте.

Теперь Кибрич словно представлял собой пустое место. Огромная часть пространства зашкалилась на нем, но это был коллапс. Только место играло роль, но не тот, кто его занимал. Подъезжали уже не машины, а целые поезда с десятками тонн денег, которые Валентин Францевич аккуратно закапывал в землю.

5

Вокруг целыми ворохами, как опавшие осенние листья, в кучах "прозябали" сородичи, сокурсники по институту Валентина Францевича, его коллеги по дерьмовой работе, по закапыванию денег и по сексуальному спорту, которым они все вместе /так веселее! / занимались в снятой Кибричем и др. квартире то ли на Оксдаргоглов, то ли на Огоксвонилак. Правда, Валентин Францевич весь скрипел и трясся, как перетруженный трактор, потому что природа наделила его чертами хозяина гарема и начальника оргий, а занятия этим прекрасным спортом "на равных" среди ублажающей себя толпы шли ему "против шерсти". Но Кибрич - этот паук по натуре, уволакивающий свою жертву в свой темный угол, этот куркуль во всем - знал, что только общим... э... "этим самым" пробиваются ворота в светлое будущее, и не ломался не только перед первыми людьми в списке, но даже перед теми, кто стоял в списке дальше его.

Гольц, до тех пор как будто мирно сидевший в Кибриче, уже пришел в себя после следующих один за другим шоковых встрясок и стал отчаянно биться, надеясь вырваться. Но эти конвульсивные движения не оказывали на Кибрича никакого воздействия, а профессор отделиться от последнего не мог. Валентин Францевич оброс толстой и морщинистой, как у носорога, шкурой, но эта шкура была спрятана под имитацией человеческой кожи, поэтому не видна была снаружи. Однако, Гольц, который и без того не мог больше выносить сидения в Кибриче, почувствовав эту кожу, стал погружаться во что-то черное и липкое, осознавая, что теряет сознание.

Когда он пришел в себя, в новую конуру Кибрича с паркетным полом, с шикарным столом-троном, вошел неприметный человечек, в очках и в надвинутой набекрень маске. Он показывал Кибричу какую-то коробочку, которая издавала жалобные вопли и повизгивания. Тот склонил к коробочке свою голову со страшной гримассой и с восхищенной свирепостью, как будто во внутренности того, что ему показывали, находились тысячи истязаемых людей. Какая-то сделка происходила между хозяином кабинета и человечечком в очках и в маске, но Гольц, содрогаясь от того, что снова увидит какую-нибудь гадость, зажмурился и умело провалился в какую-то теплую черную яму, как только двое в кабинете собрались приподнять крышку.

Открыв глаза, Гольц увидел коробочку за стеклом, а над коробочкой привидение окровавленной женщины в ночной рубашке.

То ли испарения, исходившие от привидения, то ли жаркий летний день за окном явились причиной: только вокруг все поплыло, воздух заколебался, и Кибрич, став еще более отвратительным, вместе со своим кабинетом переместился на гору костей, где восседал теперь с видом хищной птицы. Видно, новое яйцо, из которого вылупился сам его и высидевший новый Кибрич, было волосатым, бугристым и издавало невыносимый для обыкновеннаго носа запах.

6