Сны хрустальных китов

Тогда бросили гордеца в колодец настолько глубокий и узкий, что свет дна не достигал, а пленник лечь не мог. Ни пищи, ни воды не давали несчастному, так что ему приходилось слизывать влагу со стенок своего узилища да питаться обитающими в колодце земляными червями. Но когда притащили его к королю, он прошептал: «А всё же учить вас не стану».

Разозлился король: «Раз я не смогу управлять дудочкой, так и ты больше не сможешь играть на ней!» Приказал он отрезать Гайселлю указательные пальцы. Но не прошло и часа, как из колодца донеслись звуки замечательной мелодии. Ещё пуще взбесился властелин гор. Вытащили беловолосого на поверхность и отрезали ему оба средних пальца. Но не прошло и дня, как из колодца снова послышалась мелодия, красивее прежней. Тогда король сам лично взял топор и отрубил Гайселлю оставшиеся пальцы, а упрямого горца приказал держать в колодце до самой смерти его. А чтобы Гайселль не отправился в мир иной до срока, ему каждый в полдень спускали корзину с едой и водой. Однако, что бы в неё не положили, корзина каждый раз возвращалась нетронутой.

Год прошёл, но не донеслось из колодца ни звука. И второй в тишине прошёл. Но вот, спустя три года мимо колодца проходила служанка и услышала мелодию такой красоты, что застыла, подобно статуе. И пока последняя нота не растаяла в воздухе, не смогла она сойти с места, а после сразу бросилась к властелину гор с рассказом.

Когда ослабевшего Гайселля вытянули наверх, он был слеп и настолько худ, что свет просачивался сквозь его кости. Прекрасные волосы музыканта стали коричневыми от грязи и так перепутались, что мужчину пришлось остричь на лысо. Руки и ноги Гайселля были покрыты язвами, а одежда давно превратилась в отвратительные лохмотья. Но как только к бескровным губам страдальца поднесли дудочку, из неё тут же полилась настолько нежная музыка, что даже суровый властитель гор заплакал. Повелел он немедля вызвать лучших лекарей для Гайселля, и лучших кузнецов, чтобы сковали они ему новые пальцы из серебра чистого. После чего обратился к пленнику: «Много чудес я видел на свете, но такое подвластно лишь божествам! Не буду я тебя просить ни о чём, но великую честь окажешь, если позволишь хоть иногда слушать твою музыку».

Поднял Гайселль на властелина гор свои слепые глаза и неожиданно улыбнулся: «Был я глуп. Три лета не мог я коснуться ничего, кроме холодного камня да сырой земли и познал, для чего рождается музыка. Три весны я не мог наблюдать за ветром и понял: нельзя похваляться своей избранностью. Три зимы я не мог слышать, о чём говорят травы, и прошло ко мне решение поделиться со всеми своим умением. Сейчас я немощен, но когда окрепну, призови, господин, двенадцать юношей и тринадцать девиц, чтобы я мог научить их всему, что знаю сам. Ты, повелитель, также станешь моим учеником. Но есть у меня одно условие: чтобы я не сказал, всё выполнять беспрекословно. Трудись со всеми наравне, не ленясь. И никогда не пользуйся больше своим положением. Тогда сможешь ты, высочайший из горцев, как и я, принять божественный дар музыки и поселить его в своём сердце».

Тяжело пришлось королю. Никто прежде не смел повышать на него голоса, но Гайселль частенько покрикивал на ученика своего царственного. Хоть и слыл властитель гор когда-то лучшим мечником, но давно не держал меча. Руки его стали нежнее, чем у иной девушки. С непривычки сводило у короля пальцы, щёки его нещадно болели, а губы высохли и потрескались. Но когда терпение оставляло властителя, вспоминал о том, что пришлось пережить его учителю, и снова брался за тренировку. Он сам вырезал себе дудочку, и хотя та была некрасивой и кривой, но звучала ничуть не хуже, чем у остальных юношей и дев, что учились у Гайселля. Ни год, и не два оттачивал король непростое ремесло. Руки его стали проворнее юрких змеек, язык его уподобился крылу колибри, а грудь превратилась в кузнечный мех. И когда подходил к концу седьмой год, Гайселль снова попросил: «Поклянитесь, повелитель, что не используешь своё знание во зло».

Но вместо клятвы рассмеялся властитель гор: «Слепец, для чего, по-твоему, я желал всему этому научиться? Твоя музыка мне не важна, но эти глупые жители долин за неё отдадут всё, что угодно! У меня теперь есть двенадцать верных мужей и тринадцать жён, которых я пошлю вниз. И услышав песни наши, мастера их сами свои секреты выдадут! Так я и одержу победу».

Закричал страшно Гайселль: «Ах, пустоголовый! Ничего ты так и не вынес из моих уроков! Но придёт срок, и выпьешь ты горькую чашу до дна. Поплатишься за свою жадность и злобу».

«Угрожать мне вздумал?!» — схватив со стола, за которым сидел, нож, прошипел горный король.