И будто в противовес высокопарности своих слов, господин Свойтер достал из кармана платок и шумно высморкался. Доктор покачал головой. В чём, в чём, а в преувеличенном романтизме редактора обвинить невозможно. Его друг, хоть и был человеком творческим, чурался слащавой сентиментальности. И эта приземлённость, можно даже сказать — цинизм, не были напускными. Свойтер относился к той категории людей, которые не верят в любовь с первого взгляда, но допускают мысль, что привязаться к человеку можно за достаточно короткий срок. «Всё зависит от…», — так обычно начинается их речь. Или: «Я допускаю, хотя вряд ли». Они не продажны и не поддаются мнению большинства, но способны изменить свою точку зрения, если ты сможешь их в этом убедить.
— Ладно, — прочистив нос, крякнул редактор, — продолжим, если вы не возражаете. Хотя я порядком устал от чтения.
— У вас прекрасно выходит, — не покривил душой Кримс.
— Обошлось без ведения дневника, — зеркально вернул слова друга господин Свойтер. — Обычное двадцатилетнее преподавание в университете.
— Ха-ха, — не удержался от саркастического смешка доктор.
— «Встать удалось только со второй попытки. Тейлус больно ушиб плечо при падении. Камень выпал из его руки, тут же раскалываясь надвое. В темноте он принял кусок песчаника за более твёрдую породу, и страшно представить, чем бы всё закончилось, ударь он им тварь. Но что же делать? Нельзя, невозможно оставлять Фабийолля ей. Его сын не станет обедом для чудовища, что вновь сложило крылья и начало пятиться назад.
Уже не надеющийся ни на что отец сжал кулаки и хотел в последнем прыжке отвоевать хотя бы останки своего ребёнка, но тут горный склон огласил крик. Такой знакомый, такой родной крик младенца!
Чудовище сверкнуло своими угольями, подпрыгнуло на месте, раз-другой, и вдруг взвилось в небо.
— Фабийолль! — бросился к оставленной корзинке мужчина. Малыш, услыхав отца, перестал кричать и довольно загукал. Даже в темноте стало заметно, как разрумянились его щёки, а прежде лежавшие неподвижно ручки опять молотили по воздуху перед улыбающимся личиком. — Ох, Фабийолль!
Снова сбылось обещание ведуна. И когда первые лучи солнца легли поперёк долины, счастливый Тейлус верхом на Толокне въехал на родной двор».
— «Чёрная короста отступила спустя три месяца, унеся с собой почти восемь сотен жизней и искалечив не меньшее число горожан. Но едва захоронили последнюю из её жертв, как жизнь снова начала возвращаться в устоявшееся русло. Прежде закрытые торговые ряды быстро заполнились товарами со всех концов долины, бойкие продавцы принялись перекрикивать друг друга, а покупатели сбиваться в очереди перед их лотками. Храм распахнул свои двуцветные двери для всех прихожан, и те в благодарность потащили туда мясо и вино для жертвоприношений. Колокольный звон поплыл над улочками, и в нём больше не слышалось тревоги, а только — радостное нетерпение, ибо с отступлением заразы начался и последний зимний месяц, а значит, в скорости должна была начаться весна».
— Длинновато и по смыслу можно вполне разбить на два предложения, — как всегда не совсем вовремя решил высказаться Кримс.